Больше Маккензи была не в состоянии смотреть на равнодушные звезды над головой. Она повернулась на бок, свернулась под одеялом калачиком и, уткнув лицо в ладони, тихо зарыдала.
Через несколько часов, когда небо уже порозовело, Маккензи проснулась от громких проклятий Кроссби и резкого крика Хэнка Миллера.
– Я не виноват! – кричал Миллер. – Ночью меня сменил Шенли! Вздерните его, если хотите!
– Проклятье! – послышался голос Шенли. – Я никого не видел!
– Чем ты занимался? – бешено заорал Кроссби. – Заснул, ублюдок?
– Да не спал я, черт подери! Чтобы сюда пробраться, он должен был стать привидением!
– Но он был здесь! – завопил Хэнк Миллер. – Хорошо еще, что не зарезал нас во сне!
Стэн Бимер только стонал. Наконец он выдавил:
– Застрелить было бы проще.
Маккензи с трудом открыла глаза. В голове был туман, и она никак не могла сообразить, что здесь происходит. Она отбросила одеяла и пошла к источнику, чтобы умыться. Смыв сон с ресниц, Маккензи хотела напиться, но Адам крикнул:
– Мисс Батлер, нельзя!
– Что? – переспросила она.
– Не пейте воду! Она отравлена.
Вода отравлена? Маккензи заметила разочарование на злобном лице Кроссби – без сомнения, он надеялся, что она хорошенько напьется.
– Но я пила ее прошлой ночью, – возразила Маккензи, – это была прекрасная вода.
– А сегодня уже нет, – невесело сказал Миллер, – взгляните на Бимера.
Лицо Стэна было бледно, как рыба, с которой срезали чешую. Несчастный смутился и отвернулся. Его рвало.
– Может быть, он съел что-то за… – начала Маккензи.
– Нет, – возразил Адам, – одна лошадь тоже отравилась.
– Да, – проворчал Миллер, – моя. Бимер сказал мне, что вода плохая, когда я уже напоил ее.
Маккензи позволила воде стечь сквозь пальцы.
– Чтобы подойти к роднику, этот выродок должен был пройти через наш лагерь, – сердито сказал Кроссби, – а наш проклятый часовой, – он исподлобья глянул на Адама, – ничего не заметил.
– Почему ты думаешь, старик, что сам бы увидел его? – с вызовом сказал Адам. – Кажется, недавно я слышал, что он побывал ночью на твоем ранчо и вдоволь посмеялся над тобой и твоими ковбоями. На твоем месте я бы помалкивал.
Кроссби и Миллер покраснели, но Маккензи некогда было наслаждаться этим зрелищем. Ночью в лагере побывал Кэл. Чтобы подойти к роднику, ему нужно было чуть ли не наступить на ее постель. От этой мысли на душе стало одновременно тепло и холодно.
– Я сейчас умру, – пожаловался Бимер, – скорее бы!
Он посмотрел на Маккензи с видом отчаявшейся жертвы и бросился к ближайшему скудному укрытию – очевидно, возмущался не только его желудок.