– Я уехал, – пробормотал он упавшим голосом, – но вернулся. Не ждали, не правда ли?
– Нет!.. – так же бездумно ответила она.
– А я думал – ждали, – продолжал Бенц из последних сил. – Вы были для меня всем; вы знали, что я не могу уехать без вас…
Она еще не пришла в себя и не поняла смысла его нелепых трагических слов – слов, которые тысячи мужчин напрасно твердили на руинах своей жизни, разрушенной губительной красотой женщины.
– Зачем вы вернулись? – глухо спросила она.
Затянувшееся оцепенение, с которым она стояла перед ним, как перед злым духом, не понимая его страданий, вдруг ожесточило Бенца.
– Зачем?! – с яростью воскликнул он. – Откуда мне было знать, что у вас свидание?
Бенц видел, как пульсировали жилки у нее на висках, как вздрагивали щеки. Бессвязные, беспомощные вопросы выдавали ее смятение и усилия, которые она прилагала, чтобы сосредоточиться и справиться с потрясением. Да, перед ней не кто иной, как Бенц! Теперь она смотрела на него с испуганной, блуждающей улыбкой, как внезапно разбуженный лунатик.
– Почему вы не предупредили меня?
– Я не сомневался в вашей порядочности.
– Боже мой, Эйтель!.. – воскликнула она, словно впервые осознав весь ужас положения.
Это был стоя отчаяния, полный безнадежности. Никогда в жизни ее не заставали врасплох, никогда еще она не чувствовала себя столь виноватой и униженной. А Бенца словно прорвало: его ревность и гнев обрушились на нее потоком грубых и жестоких слов. Он закричал, и она вздрогнула. Охваченная ужасом, она вскинула руку, прося его говорить потише, и прикрыла дверь. Конечно, Лафарж давно прислушивался к разговору, хотя они и говорили по-немецки.
– Не бойтесь, – вполголоса с горечью сказал Бенц. – Я не испорчу вам роман.
– В соседней комнате французский офицер, – прошептала она.
– Французский! – саркастически расхохотался Бенц. – А здесь, перед вами, немецкий, а до немецкого был австрийский…
Из груди у нее вырвался долгий, мучительный вздох.
– Я вас оскорбил? – злобно спросил Бенц. – Быть может, вы хотите убедить меня в этом?
По ее телу пробежала судорога, которая могла вот-вот перейти в безудержные рыдания. Сжатой в кулак рукой она придавила губы.
– Он не должен знать, что вы здесь, – пробормотала она сквозь слезы.
– Разумеется, – презрительно заметил Бенц. – Именно поэтому я попрошу вас закрыть дверь гостиной. Я поднимусь на чердак.
– На чердак?…
– Да, там моя шинель и фуражка.
– Что вы задумали?
– Не будь вы столь циничны, вы бы не спрашивали.
Она смотрела на него широко открытыми глазами.
– Не бойтесь, – сказал Бенц. – Я уйду отсюда.