Полковник Рандольф Карбури поглаживал седые усы, разглядывая привлекательную женщину, сидящую за своим рабочим столом. Он подумал, что она прекрасный образчик тех самых американок, которым в сорок не дашь и тридцати. Волосы у нее были длинные, а белая кожа покрыта редкими веснушками. Ему рассказывали, что она занимается бегом, и, глядя на ее стройную фигуру и прекрасные ноги, он в это охотно верил.
Женщина подняла глаза и перехватила взгляд англичанина, сидевшего напротив нее. Он кивнул в сторону письма:
– Пожалуйста, продолжайте.
Кэтрин опустила глаза на золотые буквы бланка:
«Леди Элинор Уингэйт, Бромптон-Холл, Тонгэйт, Кент».
Письмо было написано от руки почерком настолько совершенным, что он походил на оттиск с матрицы. Она опять посмотрела на Карбури и подумала, что лицо у него было напряженным, почти мрачным.
– Вы бы не хотели чего-нибудь выпить? – Кэтрин указала на буфет. Карбури молча поднялся и направился к нему, а она продолжала читать дальше:
«С учетом указанных мною обстоятельств мы стремились всеми силами помочь американскому офицеру, но Бромптон-Холл – большой дом, к тому же тогда у нас не было достаточно прислуги, чтобы заняться поисками мест, где Ваш отец мог спрятать важные документы. Может быть, Вы уже поняли, к чему я веду. Несколько дней назад во время уборки Бромптон-Холла в связи с его передачей новым владельцам в одной из кладовок был найден пакет, обернутый в клеенку. Как оказалось, в свертке находился планшет, какими в американской армии пользовались фельдьегери. Мой племянник Чарли, руководивший ходом работ, немедленно принес сверток мне.
В планшете обнаружились хорошо сохранившиеся бумаги, в основном шифровальные таблицы и другие подобные вещи, не имеющие теперь, насколько я понимаю, большой ценности. Там были также перевязанные бечевкой пачки писем. Оказалось, что среди них есть несколько трогательных весточек от Вашей сестры Энн, которой тогда было не более пяти лет. В планшете я нашла также предмет чрезвычайной важности – закрытый на замочек дневник.
После некоторых колебаний я решилась открыть дневник, дабы увериться в том, что это действительно дневник Вашего отца, и в положительном случае определить, не содержится ли в нем что-либо такое, что Вам было бы больно читать. Как выяснилось, в записях часто упоминаюсь я и Ваша мать. Но я решила не вычеркивать ни строчки, так как Вы уже достаточно взрослая, для того чтобы понять, что такое любовь, одиночество и война.
Как бы то ни было, личный характер носит лишь меньшая часть дневника. Основная же его часть посвящена служебным вопросам, и я считаю, что именно это будет весьма небезынтересным Вашему правительству…»