"А-на-на-на-на, деточка, вот сюда, а-на-на-на-на".
Очки на кончике носа. Мятый халат.
Посветила под свою припевку там, сям - и под припевку же пошла прочь. Попрощалась: "Счастливо, детка".
Ирина спрашивает:
"А - как, что?..."
"Счастливо, мамочка".
В истории болезни появилась запись: "беседа с мамой".
Профессиональная вредность
В работе невропатолога есть свои профессиональные вредности. Самую опасную я уже называл: это доисторические носки. Нервные болезни требуют проверки стопных рефлексов, поэтому носки с клиента приходится снимать. Добро, если он в уме и снимет сам. А если не в уме, снимает доктор. Бывает, что оба пальца с них соскальзывают.
А еще одна вредность - не главная, но и не последняя - связана с бритвой.
При виде юных дев с перерезанными запястьями я начинал скрежетать зубами.
Одна меня просто потрясла. Ее шрамы напоминали упругие лиловые браслеты. Знаете, как бывает, когда гончар рисует на свежем кувшине ободок? Вращается гончарный круг, гончар берет кисточку, тычет в изделие, и через секунду уже готов идеальный круг. Я всегда восхищался, глядя на это.
Вот точно такие же аккуратные круги получились у нее на запястьях.
Дева сидела и с кротким напряжением смотрела на меня. Застрелиться.
Приходит ко мне на днях писатель Клубков, побеседовать о Дон Кихоте.
И видит у меня только что купленную набоковскую книжку на ту же тему. Ну, отобрал сразу, мне даже почитать не оставил. Сидит и листает. Читает (цитирую по памяти): "Это самая страшная книга из всех, что когда-либо были написаны человечеством.."
И блаженно закатывает глаза, но бороду забирает в кулак.
Я заинтересованно прошу его объяснить, как он это понимает.
А надо сказать, что с Клубковым очень сложно разговаривать - еще сложнее, чем читать его с экрана, хотя он, конечно, человек гениальный. Надо попадать в резонанс и очень внимательно следить за ассоциативным рядом. Если этот ряд прослеживается. И примириться вдобавок с получасовыми паузами.
Так что Клубков задумался и нехорошо заулыбался. Штука была в том, что незадолго до этого он круто попал с зубами. Со всеми сразу. Ему лечили их не то месяц, не то два, канал за каналом. Отливали водой, совали очками в колоду с нашатырем. И он, разумеется, только о зубах и думал. А потому про Сервантеса молвил следующее:
- Уж... больно... с удовольствием... это... написано!.. Вот я скажу: женщина, которая сверлила мне зубы, была профессионалом высшего класса. Ей нравилось то, что она делала. Она смотрела мне не в рот... а в глаза...
Внезапно он вскинул палец и сам весь вскинулся, ткнул пальцем в мою жену: