Рывок! Страшилище прыгнуло к Урге — но правая лапа тут же оказалась рассечена воительницей, а нижнюю черепушку левой разнес в куски Олег. Довольно рассмеялся:
— Еще минута, и она станет трехлапой!
В этот миг его пронзила страшная боль чуть выше правого колена, опора ушла из-под ступней в сторону, по затылку что-то ударило. Ведун запоздало понял, что лежит, увидел, как нога монстра рушится шаманке на грудь, дернулся на помощь — но нога не слушалась. Впрочем, старуха довольно ловко увернулась, вскочила… Сильный пинок пришелся ей в бок, подбросил. Любительница поганок кувыркнулась через голову, с громким чавканьем ухнулась оземь, но сознания не потеряла и снова вскинула амулет.
— Небеса! — Ничем другим отчаянно рубящейся спутнице он сейчас помочь не мог, а потому тоже поднял руку и серебряной нитью, вытягивающей остатки сил, хлестнул по грозовым тучам. И вновь они раздались, пропуская солнечные лучики, вновь Страж степей замедлил движения, позволяя Роксалане разносить черепушки ног одну за другой. Пытаясь подпитать чудовище, громыхнули тучи за головой Олега — шаманка повернула свой амулет туда. А выпущенная ведуном сила тем временем проплавила мрак уже на довольно большом участке, наконец-то остановив дождь. Темнота металась из края неба в край, рычала молниями — Урга раз за разом направляла туда дымящийся амулет, и гроза отступала. Монстр тем временем превратился в неуклюжий, забавно приплясывающий, двуногий табурет. И ведун наконец-то позволил себе расслабиться.
— Олежка! Олежка, ты как?! — спустя несколько мгновений склонилась над ним закончившая битву воительница.
— Ты не поверишь, милая, — скривился Середин. — Кажется, с сегодняшнего дня я тоже стану бояться грозы.
— Лежи! Сейчас я кого-нибудь пришлю… — Она вскочила: — Урга! Ургочка!
Ведун попытался пошевелиться — но тело уже совершенно не слушалось. Разве только левая рука соглашалась подниматься. Затылок саднил, ноги горели, спина намокала, плечо онемело.
— Посланник, ты цел? — появилось над ним лицо Чабыка. — Ты жив? Давай помогу!
Кочевник попытался его поднять — сразу со всех сторон Олега резанула нестерпимая боль, и тут же накатилась блаженная темнота.