— Мой друг Юрий Шухмин понимает язык животных, — нервно сказал Пряхин и облизнул губы.
— Угу, понимаю, — пискнул профессор. — И где ваш друг?
— Вот он, — Игорь слегка подтолкнул меня в спину, и я невольно сделал шаг вперед. Гусь коротко и зло шипанул. Очевидно, он был ревнив.
— А язык людей он тоже понимает? — спросил профессор Игоря.
Я начал думать, как поостроумнее ответить гному, но Игорь успел ответить первым:
— Понимает.
— Прекрасно. — Он повернулся ко мне. — Вас зовут?
Не знаю, уж какой бес дернул меня за язык, но я очень вежливо поклонился и элегантно отчеканил:
— Эуджен Тареску, к вашим услугам.
Игорь от неожиданности раскрыл рот, а профессор нахмурился, недовольно повел плечиком.
— Ничего не понимаю. Вы Эуджен Тареску? Но Эуджен Тареску…
— Строго говоря, нет. Я Эдуард Тарасов.
— Вы что, издеваетесь надо мной? — шипанул уже не гусь, а профессор.
Я уже не мог сдержать раздражение, да и не хотел. Мы ничем не обидели карлика, мы были приветливы и почтительны, и если он решил поиздеваться над нами, ответим ему тем же.
— Боже упаси, я просто старался следовать стилю, в котором вы беседовали с нами.
— Гм, гм, однако! И вы считаете, это остроумно?
— Не очень, но по крайней мере я привлек ваше внимание. Вы злитесь, вы сосредоточены, все ваше внимание сконцентрировано на человеке, стоящем перед вами.
— Гм, гм, довольно необычный способ. Но что-то в нем есть. Надо запомнить. Так вы… э…
— Я… э… Азизбеков. — Я, конечно, понимал, что веду себя некрасиво, что непристойно так разговаривать с человеком старше меня раза в четыре, но ничего не мог поделать с собой. — Извините, профессор, но вы прекрасно знаете, что меня зовут Юрий Шухмин. Ведь знали?
— Если честно, да. Однако… Гм… Давненько не встречал такого… Нахала. Не очень обидитесь?
— Нет.
— Тем лучше. А то мне ведь, с вашего разрешения, сто четвертый годок пошел. Кое-что видел, ви-идел… Итак, вы утверждаете, что понимаете язык животных?
— Нет, я так не утверждаю. Я лишь знаю, что понимаю двух собак: пуделя и овчарку.
— А других животных? — спросил профессор.
— Не пробовал.
— Ага, не пробовал. Ну хорошо, перед вами гусь, обыкновенный серый гусь. Один из излюбленных объектов этологов еще со времен Конрада Лоренца. Вы часом не знаете, о чем Гу сейчас думает?
Назойливый сарказм профессора уже изрядно надоел мне, но я сдержался. Я нисколько не волновался. Меня не волновал приговор столетнего этолога, что бы он ни сказал. Я посмотрел на гуся. Голова его напомнила мне маленькое тесное помещение, что-то вроде чуланчика, в котором помещалось всего две мысли-образа: кормушка с зерном и два гуся, отталкивающих друга друга от этой кормушки.