Утром в классе, как всегда перед уроками, сначала были обычные шум и суета, и вдруг в них ворвалось что-то новое:
— Ты не слышишь, что ли?
Уши Майе горели, но она решительно повернула Тийту спину.
Почти одновременно послышался резкий голос Ааду:
— Ты-ы! Что это с тобой? Уши отоспала, что ли?
Веста не отвернулась, но даже с нашей задней парты было видно, что со вчерашнего дня Ааду стал для нее пустым местом.
Когда же и Лики на какой-то вопрос Энту ответила не своей обычной улыбкой, но полным молчанием, мальчики, казалось, начали о чем-то догадываться.
Если бы они реагировали на это иначе, пожалуй, нам было бы гораздо сложнее продолжать задуманное. Но они — и именно вожаки — использовали свое обычное оружие.
Энту пожал плечами:
— Похоже, что девчонки со сна помешались.
Откуда-то с задней парты послышалось:
— Горячая каша в голову ударила!
И все в том же духе. Чем более ядовитые замечания сыпали мальчишки, тем больше я укреплялась в нашем решении. Как выяснилось, то же самое испытывали все девочки. Нам, девочкам, становилось ясно, что и мы — сила. И именно потому, что мы были правы, теперь оставалось только выдержать до конца!
Труднее всего, конечно, на уроках. Наш обет молчания неизбежно распространяется и на подсказку. А ведь эта привычка засела в школьниках прочнее, чем какая-либо другая. Совершенно непроизвольно, словно сам по себе, рот открывается, когда тот, кто вызван, не знает, а ты сама знаешь и сидишь в подходящем для отвечающего месте.
Я сама чуть не попалась, когда Прямая вызвала по алгебре Тийта. Во всяком случае, за сегодняшний день мы сумели провести в классе твердую линию. Мальчики сами довольно скоро оказались по ту сторону этой линии. К концу дня они уже не искали общения с нами. В особенности, в отношении подсказок. Возможно, надеются, что мы без этого пропадем. Ну, в части подготовки к урокам мы всегда сильнее.
Учителя пока ничего не заметили. В девятом, говорят, такое же положение.
Сложнее всего, конечно, отдельные случаи. Свен встретился мне в коридоре и заговорил со мной таким голосом и с таким выражением лица, как будто само собой разумеется, что для него я сделаю исключение. Со своей точки зрения он может быть и прав, если вспомнить, что он рассказал мне о стенном шкафе. И мне в особенности трудно было при мысли о цветке, когда он спросил:
— Послушай, объясни, что все это значит? Чего вы добиваетесь?
Я молчала, как русалочка из сказки Андерсена. Темные брови Свена приподнялись:
— О-о, и ты тоже не разговариваешь? Даже со мной?
Я уже хотела покачать головой, но тут же подумала, что в сущности это тоже разговор, и опустила глаза.