Андрес с удовлетворением оглядывает смеющийся зал.
— Если бы я не знал, что в данном случае мы имеем дело с современной девушкой, ученицей школы-интерната в двадцатом веке, с настоящей комсомолкой, то счел бы всю эту историю бредом какой-то барышни ушедших времен. И не поэтому ли автор так стыдится обнародования плодов своего вдохновения, не поэтому ли...
Так теперь, значит, я сижу здесь на скамье подсудимых, у позорного столба. Я невольно подняла руку к лицу, словно защищаясь. Но какая уж это защита. Другие были настороже. Еще как. Какое-то время я ничего не слышала. Пришла в себя только, когда настала очередь выступать Анне. Вернее, когда она захватила эту очередь.
— Меня удивляют приемы защитника. Вместо того, чтобы исполнять свои прямые обязанности, т. е. защищать обвиняемых, он обвиняет обвинителя. Ловко обходя при этом основной факт, что всякое разглашение чужой тайны — подлость! Как следует из слов защитника, он и сам принимал в этом участие, иначе откуда же у него эти цитаты! Удивительнее всего в данном случае то обстоятельство, что он не понял прочитанного или, может быть, просто не дочитал до конца. — (Восклицание Андреса: «Нет, не дочитал!».) — Но оставим это. Если защитник хочет провести дискуссию на литературную тему — (Похоже, что Анне на этот раз действительно пригодилось изучение иностранных слов.) — и если автор данного произведения согласен, то мы можем в ближайшем будущем устроить литературный суд или обсуждение этой работы. Во всяком случае, к данному судебному разбирательству эта тема не имеет по существу никакого отношения.
Далее. Не говоря уже о тех абсурдных намеках, которые затрагивают Кадри Ялакас как комсомолку и которые тем более низки, что сам защитник верит в них столь же мало как я или любой из нас — не говоря уже об этом, я вынуждена отклонить обвинение, в подтверждение которого он намерен, в случае необходимости, представить целый класс свидетелей.
Я серьезно удивляюсь, как защитник вообще осмелился обратить внимание сегодняшнего суда на эти события. Разве он не боится таким образом окончательно скомпрометировать своих подзащитных?
Анне вызывает свидетелей из нашего класса. Оба события предстают перед присутствующими примерно такими, какими они были на самом деле.
— Так, теперь вы сами слышали. Что же удивительного, что в таком случае даже самый тактичный человек может потерять самообладание. Скажите, почему ни одна из девочек никогда не слышала от Кадри ни одного некрасивого выражения или злого слова? Не следует ли сделать из этого вывод, что нашим дорогим соученикам, особенно десятиклассникам, приходится иногда отвечать на их же языке. По-видимому, на единственном доступном их пониманию языке, который они в состоянии усвоить...