Его лицо оживилось, он как-то криво усмехнулся:
— Пойми, Кадри. У меня нет желания возиться с головорезами. У меня свое призвание. И этого за меня никто не может делать, не так ли? Но другие могут за меня... Одним словом, мне предстоит трудный экзамен по фортепьяно, и я буду выступать.
Я оставила его с его призванием и убежала.
Но самое поразительное было еще впереди. Когда я уже сидела за столом, этот человек с призванием вскоре появился в столовой и в самом деле опять хромал!!!
Если принцессе приходится стыдиться трусости принца, пусть даже игрушечного, то уж лучше бы ей навеки остаться в хрустальном гробу, с куском отравленного яблока в горле. Но к счастью, это только пьеса, а настоящая жизнь — в чем-то другом...
ЧЕТВЕРГ...
Многие большие и маленькие события, о которых я думаю и пишу, может быть, скоро забудутся, но этот день никогда не изгладится из памяти. До конца жизни.
В тот день солнце сияло особенно щедро. Наступила настоящая весна. И я осмелилась радоваться ей. В лесу, за школьным садом, собрала букет подснежников и пошла в больницу. У меня было припасено для Энрико нескольких забавных историй о школьных делах и немало приятных новостей. Я хотела в разговоре дать ему как-то понять, что понимаю, почему он предостерегал меня в отношении Свена, понимаю, почему он ни во что не ставит этого принца. Думалось, что это обрадует Энрико.
В гардеробе, когда я попросила халат, мне сказали, что у Адамсона уже есть посетитель. У него посетитель? Я знала точно, что сегодня раньше меня никто не собирался навестить Энрико.
— Кто же у него? — удивленно спросила я.
— Его мать.
Его мать! Я совсем позабыла об этой возможности. Правильно. И у Энрико есть родители. Об отце я слышала и раньше, но теперь, за время болезни Энрико, узнала кое-что дополнительно. О матери же у нас с ним никогда не было разговора.
Как бы то ни было, это была хорошая новость. Все равно, каким путем, но опять обрести свою мать! Я уже собиралась вернуться в интернат, но подумала о данном Энрико обещании не пропустить ни одного дня и, кроме того, мне самой все это было немножко интересно. Как-то там Энрико? Что он расскажет о своей матери и вообще..?
Я вышла на залитую солнцем улицу и стала прогуливаться взад и вперед. Вскоре я услышала, что кто-то зовет: «Барышня! Послушайте, барышня!»
Это восклицание, повторенное несколько раз, показалось мне настолько смешным, что я с любопытством оглянулась, чтобы посмотреть, что это за барышня, которую надо так настойчиво и громко окликать.
У входа в больницу стояла женщина. Она махала руками и, увидя, что я остановилась, направилась ко мне.