— Но Сассь не соврала, — пыталась Марью защитить свою подружку. — Она ведь сказала, что она не брала паспорт Лики. Она его и не брала, ведь это я его взяла.
— Так или иначе, — продолжала я серьезно, — имя родины нельзя упоминать по любому пустяку. Даже в игре.
Когда я говорила это, я вдруг открыла в себе нечто совсем новое. Мне показалось, что во мне есть что-то такое, уже не детское, и что теперь я сама могу что-то дать им.
О родине нам говорили много — что мы должны любить ееи что она для нас священна. Мы пели об этом песни и учили стихи, но теперь, когда я впервые хотела объяснить это другому человеку, который был гораздо младше и неопытнее меня, теперь я высказывала это не как услышанные и заученные слова, а как свое убеждение. Я говорила то, что сама чувствовала. Я наклонилась к уху Марью и прошептала:
— Родина — это что-то настолько великое и святое, что перед ее лицом не может быть ни тени лжи, даже в мыслях. И никакой игры. Понимаешь?
Я знала, что она не понимает, как и я сама сейчас, и все-таки она шепнула: «Да!». И я подумала, что, может быть, когда-нибудь ей вспомнится эта ночь, как вспомнились сегодня мне те песни и слова обещаний, которые я давала в серьезные минуты своей жизни перец лицом Родины.
— Но что же все-таки стало с этими паспортами? — вернулась я опять к разговору о паспортах.
Молчание.
— Ты не можешь сказать?
— Нет.
— Ну что ж. Не можешь, так не можешь. Только я считаю, что нет ничего хорошего в том, что вы с Сассь натворили. Видишь, ты и сама не можешь уснуть и плачешь.
Малышка вздохнула. Меня мучило любопытство, но настаивать было нельзя.
— Ты обещала Сассь, что никому не скажешь об этом.
— Да!
— Тогда мне придется завтра спросить у самой Сассь, — решила я. И тут я чуть не вскрикнула от испуга, потому что кто-то вдруг зашевелился в темноте, у самых моих ног. Я сразу догадалась, что это была Сассь. Значит, и она не спала или проснулась от нашего шепота и незаметно забралась под нашу кровать.
Когда я в темноте притянула к себе Сассь, она уже больше не вырывалась, как накануне вечером, а доверчиво прижалась ко мне, как Марью. Так мы и сидели втроем, согревая друг друга.
Я узнала о причине исчезновения паспортов. Сассь задумала побег и уговорила Марью. Побег! И к тому же за границу. Сассь слышала, что для поездки за границу нужен какой-то паспорт.
Пищей они стали запасаться уже давно (хлеб и каша в коробке). Тайник находился под матрацем, и потому-то мое вмешательство встречало такое сопротивление.
Слушая эти признания, я вспоминала, как я сама когда-то в детстве, обиженная чем-то, тоже задумала убежать из дому. Наверное, такое случалось со многими людьми. Вдруг захочется уйти в какую-то неизвестную «страну, где-все-гораздо-лучше». Я ограничилась только мечтами. Сассь в своей горячности сделала шаг к осуществлению. Как же я могла настолько не понимать Сассь и как несправедлива бывала, когда мне подчас хотелось оттаскать ее за вихры.