– Прошу прощения. Я уезжал с проповедями в горы. Но когда я узнал, что мой путь проходит неподалеку от этого поместья… – Коул смущенно запнулся. – Честно говоря, я скверно владею пером. Когда читаешь ваше письмо, такое ощущение, что вы находитесь рядом и рассказываете мне обо всем сами. А мой стиль сух и убог.
Элайза не стала спорить. Она была рада видеть преподобного и потому не стала упрекать его.
– Ладно, я вас прощаю. Главное, что вы приехали.
– Я обязательно должен был наведаться сюда и посмотреть, как у вас дела.
Он шел рядом с ней, длинный, тощий, нескладный. За минувшие месяцы он ничуточки не изменился – все то же лошадиное лицо, соломенные патлы, бесконечно добрые глаза. Неужели со времени их последней встречи прошло целых три месяца? Да, на дворе был уже сентябрь. Зной и жара остались позади, климат стал мягче и приятней. Элайза наслаждалась прохладой, а тут еще этот неожиданный визит. Будет с кем отвести душу.
Они прогуливались по лужайкам, где с важным видом расхаживали павлины. Элайза рассказывала Нэйтану Коулу о своих достижениях (например, о черных учениках) и о своих трудностях (например, о непослушном Киппе).
– Он их просто ненавидит! – горячо говорила она. – Вот уж не думала, что индейцы способны на такой расизм!
– А что вы удивляетесь? Многие чероки относятся к неграм так же, как южане. Считают, что они выше африканцев. Пожалуй, индейцы даже высокомернее, чем белые.
– Я не могу смириться с наличием рабства. Это смертный грех.
– Знаю. Сердце подсказывает мне, что Господь против того, чтобы один человек принадлежал другому. Но в Священном писании немало мест, где упоминается о рабстве. Знаете, как поступают некоторые миссионеры? Нанимают рабов во временное услужение и специально платят им высокое жалованье, чтобы негры могли выкупиться у своих хозяев. Правда, таких миссионеров не много.
– Главное, что они все-таки находятся.
Элайза решила, что святые отцы поступают благородно и человеколюбиво. Она всегда считала, что каждый отдельно взятый человек может изменить мир. Вот почему она приехала в эту глушь учить индейских детей.
– Наверное, вы правы.
Павлины стали издавать пронзительные, немелодичные крики и встревоженно вертеть во все стороны головами. Элайза механически взглянула на дорогу, что вела через долину к усадьбе. Вдали показался скачущий всадник.
– Павлины надежнее, чем сторожевые псы, – сказала учительница, стараясь перекричать их пронзительный клекот.
– Такие прекрасные птицы, а голос просто омерзительный, – застенчиво улыбнулся миссионер. – Еще один гость?