По измученным лошадям и по тому, что полицейская карета прибыла в Синицыно лишь два часа спустя, я поняла, как торопились ко мне эти люди. И еще раз от души поблагодарила их.
Михаил Федорович быстро и без лишней суеты осмотрел место трагедии, записал что-то в своем блокноте маленьким золотым карандашиком и распорядился убрать трупы из гостиной.
Их перенесли в кладовую и накрыли найденными в доме простынями. После чего из деревни вызвали молодую здоровую женщину, которая без особого испуга помыла в гостиной полы и поставила самовар.
По моей просьбе стол накрыли не в гостиной, а в кабинете. И ужин прошел в спокойной, приличествующей ситуации обстановке. Мужчины помянули убиенных, выпив по стаканчику водки, после чего все кроме нас с Михаилом Федоровичем пошли устраиваться на ночлег.
Я собиралась провести эту ночь в кабинете, и бывший помощник моего мужа попросил моего разрешения еще немного поработать в этой комнате.
Спать мне не хотелось, и я даже обрадовалась, что не останусь одна в этот вечер.
За окном стемнело, принесли свечей, и при их уютном свете кабинет приобрел тот самый вид, каким он представлялся мне до сегодняшнего дня по рассказам мужа.
Михаил Федорович стал перебирать бумаги убитого, а я, сидя в креслах, наблюдала за его работой и время от времени отвечала на его вопросы.
Я поделилась с Михаилом Федоровичем некоторыми своими дневными наблюдениями, и он удивился моим познаниям в этом «совершенно не дамском деле». Не скрою мне это польстило, и я почувствовала к этому господину еще большее расположение.
Временами он вспоминал моего Александра, отзываясь о нем с большим уважением, и выразил мне искреннее соболезнование в связи с его безвременной кончиной.
Разговор приобретал все более доверительный характер…
— Екатерина Алексеевна, извините, но вы-то как оказались в этом доме? — спросил он впервые за этот вечер. — Я не хотел спрашивать об этом при свидетелях…
Он сделал вежливую паузу, которая заставила меня покраснеть. Мне показалось, что этой паузой он намекает на возможность некой моей связи с покойным, о которой не совсем удобно говорить при людях, и я не сразу нашлась, что ему ответить.
Мне не хотелось делиться с ним своими сокровенными мыслями, а чем иначе я могла объяснить свой визит к одинокому мужчине? И еще более смешавшись, я встала и произнесла почти с вызовом:
— Милостивый государь, не хотите ли вы сказать…
— Да Бог с вами, Екатерина Алексеевна, я ни в чем вас не подозреваю, — приложив руку к груди, произнес он подчеркнуто деликатно, почти нежно. — С какой стати вам убивать приятеля своего покойного мужа…