Еще в детстве при встрече с сорвавшимся с цепи волкодавом я перескочила одним махом забор, значительно выше моего тогдашнего роста. И потом долгое время приходила к этому месту и не могла поверить, что совершила этот прыжок на самом деле, а не увидела в кошмарном сне.
Мне известны несколько достоверных случаев, когда женщины, перепугавшись за жизнь своих детей, поднимали невероятные тяжести. Любовь к детям делает из них настоящих чудо-богатырей. Из этого я могу сделать вывод, что моя любовь к собственной персоне не уступает в силе материнской.
Как бы то ни было, но я бежала и бежала, не чувствуя под собою ног. Когда мои преследователи оказывались от меня в опасной близости, я замирала за каким-нибудь кустом и молила Господа о том, чтобы они не услышали набат моего сердца. Видимо, Господь не оставил без внимания мои молитвы, потому что мне ни разу не пришлось пустить в ход свою плетку, хотя я неоднократно сжимала ее до боли в суставах, готовясь нанести сокрушительный удар первому же обнаружившему место моего пребывания преследователю.
На мое счастье у них не было собак, иначе мой побег был бы обречен с самого начала. Но, видимо, Орловский по какой-то причине недолюбливал собак, во всяком случае за все время пребывания в его Замке я ни разу не слышала их лая.
И тем не менее в какой-то момент они подошли ко мне вплотную. Я слышала их переговоры и даже дыхание. Меня спас случай. Орловский неловко наступил на какой-то корень и подвернул, а судя по его воплям, может быть, и сломал себе ногу.
Видимо, он любил собственную персону не меньше моего, потому что тут же прекратил погоню и, стеная и призывая на мою голову все силы ада, приказал нести себя домой.
Струйка холодного пота, пробежавшая в эту минуту по моему позвоночнику, заставила меня содрогнуться.
Все это было как нельзя более своевременно, потому что в лесу начинало светать, и спрятаться через какие-нибудь полчаса было бы уже почти невозможно.
И все-таки я не покидала своего последнего укрытия, пока голоса моих мучителей не затихли в глубине леса.
Вот тут-то все чудесные возможности моего организма и закончились, и до опушки леса я добиралсь со слезами на глазах и отчаянно волоча изуродованную ногу.
А когда увидела свою карету, лошадей и сидящего на козлах Степана, я не поверила своему счастью и едва не упала в обморок. Он загодя приехал в условленное место и терпеливо дожидался моего появления.
— Господи, Катерина Алексеевна, — перепугался он моего вида, и второй раз за последние дни взял меня на руки и перенес в карету.