Волкова Татьяна: Я с Москалевой Леной знакома уже четвертый год, можно сказать, что она моя самая близкая подруга, и наши парни, с которыми мы встречаемся, — тоже между собой дружат. Я вечером пришла к Лене, у нее сидел какой-то пацан с длинными волосами, кажется, его фамилия Зуев, он принес ей магнитофон и пил чай, я даже подумала, будто Лена начала гулять с этим Зуевым, потихоньку спросила Лену, но она покрутила пальцем, что я дура, и сказала, что просто не может его выставить. Я посоветовала позвонить Сереже, она так и сделала, но его мама сказала, что они с Павлом куда-то ушли, я набрала Павлика, и они были у него дома. Тогда Лена пригласила их к себе, мы так и раньше делали — у Москалевых трехкомнатная квартира, и когда нет ее родителей, мы можем все ночевать, а Ира, это сестра Лены, она спит в своей комнате и родителям ничего не рассказывает. Потом позвонила Верка — наша общая знакомая, — и сказала, что к ней принесут шмотки на продажу, и мы решили пойти посмотреть, и мы ушли, осталась только Ира, а Зуев незаметно сам ушел, видимо, понял, что лишний. Пришли к Верке, просидели час, позвонила эта Веркина красавица и сказала, что не сможет. Ну мы еще посидели у Верки и пошли обратно. Ленка открыла дверь, мы заходим в зал, а там Ира чуть ли не голая, плачет. И наши пацаны — полураздетые. Картина ясная. Я спросила Павлика, он говорит, ни-ни, не трогали, Ленка тоже спросила Сергея, тот отказывается — не насиловали, Ирка ревет, и тут этот Зуев снова приперся за своим магнитофоном, дурдом полный. Ленка залепила Сергею пощечину и всех выгнала. Я пришла домой, потом ко мне прибежала мама Остапенко, говорит, надо, мол, мальчиков наших спасать, а то сядут. Я отвечаю: «А мне за Павла вписываться не резон, он мне с хромоногой и дурной изменил». Она просит: «Имей совесть, они хорошие ребята, а сядут в тюрьму из-за этой больной Иры, она, может, сама их совратила». Я спрашиваю: «Хорошо, и что теперь делать?» Она: «Дадим денег». Я согласилась, но говорю: «У меня денег нет». Она: «Ладно, я тебе займу, отдашь, когда сможешь, вот тебе пятьсот долларов», — и мы пошли к Ленке.
Это уже была ночь. Пришли, у Ленки сидел Зуев. Мама Остапенко говорит: «Это, конечно, все ужасно, но давай по-тихому, я ему, гаду, то есть Сергею, всю морду разобью, только сажать его не надо, он же тебя любит, и вы поженитесь», а Ленка подняла крик, что не надо мне ваших денег, а Зуев, как заполошный, бегал вокруг Ленки и просил: соглашайся, надо брать деньги — уговаривал, и мама Остапенко тоже просила, а я послушала, развернулась и ушла. Потом на скамейке села покурить и видела, мать Остапенко вышла, тоже явно ни с чем, потому что плакала и матом ругалась, даже забыла у меня свои баксы забрать, а минут через пять из подъезда вылетел Зуев и тоже куда-то помчался.