— Пять дней! — закричал Миша. — Нет, папа, пять дней никак нельзя.
— Льзя — нельзя, а придётся. А вам, друзья, спасибо, что помогли этому непутёвому человеку.
Юргис и Бронек вышли из флигелька и отправились опять на Зверинец. А папа сделал Мише примочку, бинтом ловко перевязал ступню и сказал:
— Никак я не думал, что ты станешь моим пациентом. В госпиталь, что ли, тебя положить?
Миша испугался:
— А разве надо?
— В Москву бы тебя, такого-сякого, — сказал папа, завязывая концы марли бантиком. — Вот! А теперь лежи-полёживай. — Он нагнулся к Мише: — Ну что, Мишук? Больно?
Миша лёг поудобней, стиснул зубы, чтобы не простонать, и сказал:
— Нет, папа, ни капельки. Просто, знаешь, ноет немножко.
Глава седьмая
МЕДНОЕ КОЛЬЦО
Скучно было Мише одному лежать во флигельке. Он привык бегать, прыгать, а тут лежи как привязанный. Папа с утра уходил в свой госпиталь. Книги, какие нашлись, Миша все перечитал, письма, кому можно было, написал… Одно утешение: Онуте каждый вечер приходила его проведывать.
За эти дни она, кажется, ещё больше похудела. Руки и ноги у неё стали совсем чёрными, и только лицо под косынкой по-прежнему оставалось бледным. Она осторожно присаживалась на краешек стула подле Мишиной койки и подробно рассказывала о том, как идёт работа на Зверинце.
Она рассказывала: дела идут хорошо. Ребята стараются. Бронек сделал из железа жёлоб и теперь спускает кирпичи по жёлобу. А Юргис чуть не свалился с крыши. А толстяк Антанас залез в трубу, и его насилу вытащили оттуда.
Она вскочила и стала показывать, как ребята вытаскивали Антанаса и как он вылез из трубы чёрный, страшный такой. Она сделала большие глаза и растопырила все пальцы на руках. Миша засмеялся. Онуте тоже засмеялась и продолжала рассказывать. Юзеку надоело копаться, он больше не ходит. И Зеличок больше не ходит. А командует всеми Юргис и Бронек.
— А они не ссорятся? — спрашивал, Миша.
— Ни… Они ж работают, — отвечала Оиуте. Однажды она притащила огромную куклу с нарисованными чернильным карандашом круглыми глазами и маленьким ротиком. Кукла была старая, из её полотняного живота так и сыпались опилки, но Онуте нежно прижимала её к себе.
— Кто это? — удивился Миша.
— То Моника. То я там нашла. То мама сшила, а папа глаза написал.
Она стала баюкать Монику, приговаривая:
Моникутс, Моняле,
Моникуте, Моняле…
Вдруг она посадила Монику на койку рядом с Мишей и сказала:
— Вот, Моняле, то мальчик из Москвы. То хороший мальчик. Он…
Она смутилась, подхватила Монику и убежала. Миша потом долго стряхивал опилки с одеяла.
Вечером он стал уговаривать папу: