Смеётся… ну, говорит, Олька, и старая же стала… дурёха ты смешная! Нашла, кому денежки свои пенсионные доверить – скотине тыловой! Ну, да ладно… живи спокойно, молись за солдат, невинно убиенных, за кровь их, в землю ушедшую… а я уже пятьдесят с лишним лет жду тебя, милую мою девчоночку строптивую, красавицу голубоглазую…
А сучонок к тому времени ворованную водочку ради праздничка попивает, радуется. Ну, жена, конечно, бухтит: мол, что ни праздник, так ты и на рогах! Пьёте, мол, и пьёте… когда же зальётесь-то, наконец, алкоголики?!
И – как в воду глядела!
Залился наш сучонок – на всю жизнь залился, гад!
По-первости никак сообразить не мог – что же это такое, граждане?
Ну, поутру понятно – не протрезвел ещё. Намахнул пивка из полиэтиленового мешочка, в холодильнике припасённого, спать прилёг, чтобы молодой ядрёный организм токсины вывел… да только и к вечеру никак не протрезвеет! И так, и этак… не проходит хмель.
День, другой… неделя… месяц!!!
Мечта алкоголика… да только хмель-то какой-то тяжёлый, рвотный.
И потеет, как свинья. И тоска кабацкая, хоть голову об стену разбивай – тошно так.
В общем, таскала его жена по разным специалистам, вплоть до академиков, а те только руками разводят – нет ни хрена в сучонке никаких отклонений! Здоров, как бык – брёвна на нём возить… если протрезвеет, конечно.
А у нас не Москва, академиков мало! Довольно быстро всех и обошли. Бабе вскоре остопротивело с вечно пьяным вонючим козлом по врачам бегать. Так и бросила его… и квартирку себе у этого ремка запойного отсудила.
Сгинул мужик где-то под забором, так и не поняв – за что.
Может, перед смертью что-то поблазнилось… Говорят, нашли его, а морда вся зарёванная… и в руках бутылка. Полная. И пробка не свёрнута.
И говорят теперь постаревшие соседки… кто при жизни бабушки, ещё сопливыми девчонками, польской косметикой глаза намалёвывал, по танцам бегал и 'Над землёй летели лебеди…' слушал: 'А баба Оля – она всё-таки, хоть и ругалась иногда, хорошая была! Хоть и старая, а всё понимала. И парень у неё красивый был… показывала она фотки… и сама красивая в молодости была – даже не верится!'
Как померла бабушка, так, – странно даже, – эти девчонки, под барашка кудрявого стриженные (мода была в конце 70-х) – взахлёб ревели. И примета, слышь, такая повелась, что у бабушки на могиле непременно надо фотографию своего парня, улыбающегося, на ночь оставить. Если скрючило, разъело фотку сыростью, черты лица исказило
– внимательна будь! А если лежит фотография под ржавым памятником, как будто только что положенная – держись за этого человека, как чёрт за грешную душу! Надёжный, значит, парень, радуйся…