– Мариса! Dios! Я подумал было… Вы невредимы! Вы меня слышите? Если хотите, давайте пристрелим эту бестию!
От негодования она привстала в стременах. Ее мокрые от слез глаза были полны такого гнева, что он отдернул руку.
– Пристрелить? Не смейте прикасаться к моему коню! Он не виноват: ведь он еще полудикий. Совсем как я…
– А я подумал… – На самом деле он не знал, что и подумать, не понимая ее состояния. – Ведь вы сами сказали…
– Я сама не знаю, что наговорила! Я совсем о другом… – Она прерывисто вздохнула и выпрямилась. – Простите за доставленное беспокойство. Наверное, нам лучше возвратиться.
Она не пыталась вытереть заплаканное, пропыленное лицо. Капитан Игера совсем растерялся.
Его растерянность достигла предела, когда поздним вечером она постучалась в дверь его тесной каморки и проскользнула внутрь, не обращая внимания на потрясенного хозяина и недвусмысленные ухмылки солдат снаружи. Игера, застигнутый врасплох, залился краской, несмотря на загар. Первым его побуждением было побыстрее захлопнуть дверь. Боже, неужели это не сон? Зачем она сюда пожаловала у всех на глазах? Однако его взгляд уже скользил от ее босых ног вверх. На ней была тонкая юбка и еще более тонкая вязаная блузка «камиза», надетая на голое тело; золотые волосы свободно падали на плечи и грудь.
Он не находил слов. Она подошла к жаровне, которую он разжег для тепла, и, протягивая к огню озябшие руки, бросила через плечо:
– Надеюсь, вы не возражаете против моего неожиданного появления? Вы мой единственный друг, и я хочу с вами потолковать.
Он схватил рубаху и стал поспешно продевать руки в рукава. Она обернулась.
– Здесь тепло. Зачем это? Как будто я не видела полуодетых мужчин.
– Я… Вы… Вам не годится так говорить. И быть здесь тоже не годится. Я не смогу запретить моим подчиненным сплетничать.
– Думаете, я боюсь сплетен? Где бы я ни оказалась, обо мне начинали судачить. – Она опустила глаза. – Вы взволнованы? Я не хотела вас волновать. Вы единственный, с кем я могу говорить. Прошу вас, не прогоняйте меня!
Он громко застонал, его пальцы, возившиеся с пуговицами рубашки, замерли.
– Дьявольщина! Вы просто не знаете… Вы сами не понимаете, что говорите! Ваш дядя, сестры-монахини…
– Дядя далеко, сестры давно почивают. А мне не спится. – Она подняла голову и дерзко посмотрела ему в глаза. – Я не привыкла спать одна.
– Вы не ведаете, что творите… – повторил он сдавленным голосом. – Зачем вы сюда пришли? Ведь я не железный! Если немедленно не отправить вас восвояси…
– Восвояси? Куда же? От одиночества в келье у меня останавливается дыхание. Я подумала… Я подумала, что вы можете мне помочь отыскать его. Вы назвали днем его имя, и это стало для меня таким потрясением! Этот человек обманул меня! Сначала он назвал меня своей невестой, а потом продал в рабство. Если бы здесь оказался мой дядя, он знал бы, как поступить, как мне помочь. Но его нет рядом, и я не могу сказать монахиням всей правды. Помогите мне его найти, а я сделаю для вас все, что вы пожелаете…