Инспектор Квин покусывал усы.
— Я даже не знаю, сколько времени... Потерял счет, Генри. Как насчет ленча? Вы уже ели?
— Такая работенка всегда вызывает голод, — отозвался Питер Харпер. — Уж я-то знаю.
— Ну хорошо, Пит, — сказал инспектор. — Намек понят. Тебя тоже берем. Здесь кафешка в соседнем квартале. Вперед!
Когда Харпер ушел, Вели ввел в комнату женщину средних лет, одетую во все черное, которая держала голову столь прямо и взгляд столь пристально-напряженно, что Сэмпсон шепнул Вели, чтобы тот не спускал с нее глаз.
Эллери мельком взглянул на нее. Через открывшуюся на минуту дверь он увидел группу врачей, собравшихся вокруг операционного стола, на котором лежало тело Абигейл Дорн, покрытое простыней.
Он ступил в амфитеатр, сделав знак отцу.
Амфитеатр был тих, однако чувствовалось, что в нем витал дух беспорядка, паники. Медицинская публика бродила по залу, переговаривалась делано веселыми голосами, не обращая внимания на полицейских, которые стояли на посту. Однако во всем этом чувствовалась нотка истерии: разговор то и дело внезапно прекращался, за ним следовала болезненная тишина.
Кроме тех, кто собрался вокруг операционного стола, никто не смотрел на тело.
Эллери подошел к столу. В шлейфе шепотка медиков, сопровождавшего его появление, он сделал какое-то краткое замечание, на которое сразу несколько молодых докторов кивнуло. Он немедленно вернулся в предоперационную, тихо закрыв за собой дверь.
Сара Фуллер мрачно стояла в центре комнаты. Ее руки, тонкие, с голубыми венами, висели по бокам. Она не отрываясь смотрела на инспектора, губы ее были плотно сжаты.
Эллери подошел к отцу.
— Мисс Фуллер! — резко произнес он.
Она подняла на него свои туманные голубые глаза. В уголках ее рта появилась горькая улыбка.
— Далее, — произнесла она холодно.
Окружной прокурор выругался про себя. В этой женщине было что-то мистическое. Ее голос был тверд, холоден и надменен, как и ее лицо.
— Что вы хотите от меня, господа? — спросила она.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — с раздражением бросил инспектор. Он двинул по направлению к ней стул; она посомневалась, шмыгнула носом и села — прямая, как доска.
— Мисс Фуллер, — сразу сказал инспектор, — вы прожили бок о бок с миссис Дорн двадцать пять лет?
— В этом мае исполнится двадцать один.
— Вы с нею не ладили, так?
Эллери с удивлением отметил, что у нее — у женщины! — было заметное адамово яблоко, которое ходило в ритме речи вверх-вниз. Она холодно ответила:
— Так.
— Почему?
— Она была скряга и предательница. Алчность была ее сутью. Она была тираном. Для всего мира она была символом добродетели. Для тех, кто от нее зависел, для ее «вассалов» — она была дыханием дьявола. День за днем...