– Зажигалка есть?
– Есть.
Стасик щелкнул и посветил колеблющимся желто-синим огоньком. Я притворил дверь, закрыл на засов и пробрался вдоль разверстого жерла ямы к куче старых пальто и курток. Стасик прополз следом и уселся рядом со мной. Было сыро, пахло мокрым цементом, машинным маслом и чем-то тухлым – наверное, мышь сдохла. Но здесь я себя чувствовал спокойнее, чем на улице, хотя, с другой стороны, мы тут были как в клетке. Черт с ним, с Пахом. Его все равно пока нету, в отъезде, если верить Лорке. Можно было бы и домой пойти, но почему-то не хотелось.
– Пожрать бы, – буркнул Стасик.
– У меня немного денег с собой есть. Тут ночник не очень далеко…
– У меня тоже. Сходим? А то забились и сидим, как крысы.
– В самом деле, чего это мы? До утра еще долго, никакого смысла прятаться пока нет. Как дети, честное слово.
– Щелкай обратно своей зажигалкой, – велел я.
Мы пробрались к двери, а за ней обнаружили Лорку. Обняв себя за плечи, она стояла, прислонившись к кирпичной стенке возле гаражных ворот.
– Я за вами шла, – сказала она.
– Шпионила, – уточнил Стасик.
– Просто шла. Не домой же мне возвращаться.
Возвращайся, нам-то что. Собирай вещи, к утру будете у канадской границы, – сказал я, запирая гараж. На закрытие замок почему-то работал гораздо туже, пришлось вставить в ушко ключа валявшийся у порога гвоздь и использовать его как рычаг. – Пошли, Стас, за жратвой.
– Ребята, вы меня не простили?
Она смотрела на меня с надеждой, но я покачал головой:
– А за что тебя прощать? Да и какое мы, низшие существа, имеем право прощать или не прощать таких, как ты или твой папанька? Мы расходный материал, игрушки. Вот ты поигралась-поигралась и бросила. Теперь Князь-полковник будет играться. Езжай уже в свой Псков или Киев.
Я повернулся и пошел. За мной двинулся Стасик, которому, кажется, было жалко девчонку, но все ж он ее больше боялся, чем жалел. Да и потом, меня-то он знал с детства! К тому же я был человек.
На повороте я оглянулся: Лорка следовала за нами сзади, метрах в тридцати. Зря я ее так, наверное. Могла в самом деле спокойно собрать шмотки и уехать от греха, батя надавал бы ей подзатыльников, или как у них там заведено наказывать детей, а потом бы все уладилось. А она осталась с нами. Втянула нас в дерьмо, но сама осталась.
Тем не менее звать Лорку я не стал, прикинув, что все равно никуда не денется, подождет здесь. А вот плавленых сырка взял три. И сосисок шесть. Пива брать не стал, хотя Стасик и намеревался купить, – надо находиться в здравом уме и трезвой памяти, военное положение как-никак. Попросив продавщицу ночника нарезать половинку черного, что она сделала с явным неудовольствием (а мне было пофиг, потому что над кассой висела табличка «Мы можем нарезать хлеб и мясопродукты»), мы вернулись на улицу. Лорка с потерянным видом маялась у ярко освещенной витрины с большими неоновыми буквами «25 ЧАСОВ В СУТКИ». Ведь знает же, что мы ее не бросим, а делает такой жалкий вид. И я знаю, что мы ее не бросим, но тоже делаю гордый вид. Бросать надо все это, вот в чем правда.