Охваченный мыслями о погибшем сыне, Сэлек часто заморгал глазами, но заставил себя весело улыбнуться.
– Послать за ней в детскую?
– Нет. Если позволите, я пойду к ней без предупреждения.
– Ну, тогда пеняйте на себя, – предупредил Сэлек, зная, как сердятся его женщины всякий раз, когда их застают недостаточно прилично, как они считают, одетыми для приема гостей.
Однако Доннчада мало заботило это, когда он поднимался по лестнице в детскую. Он хорошо знал дорогу, так как в каждое посещение обязательно наведывался к мальчикам. Доннчад считал, что им будет легче привыкнуть к нему, находясь в привычном для них окружении, чем в новой обстановке его дома… если, конечно, ему повезет и он получит желанный ответ на свое предложение.
Дверь в детскую была открыта, и он на минуту задержался в дверях, любуясь своей Риллой. Она сидела на толстом турецком ковре в окружении сыновей. Юбки веером расходились от ее талии. Прекрасные волнистые волосы были распущены и напоминали расплавленное красное золото в мерцающем свете лампы. Годы, проведенные в одиночестве после смерти Катрионы, ушли в прошлое, и он подумал, что его милая жена не возражала бы против попыток вновь обрести счастье.
– Миледи, – тихо позвал он, отвлекая ее внимание от игрушек, разбросанных в складках ее юбок, и крошечных ручек, занятых их поиском.
При звуке его голоса Рилла подняла смеющиеся глаза.
– Рос, – мягко сказала она, называя его по имени, а не официально «милорд». Она обратилась к нему таким образом, потому что именно так называла его, когда о нем думала, и потому что хотела показать ему, что она не сердится за то, что он в очередной раз пренебрег ее просьбами предупреждать заранее о своем приходе.
Рилла уже собиралась подняться, когда Доннчад протестующе поднял руку:
– Нет, я сяду с вами.
Трудной смех Риллы, когда она представила, во что превратится его великолепный костюм, вызвал на его лице улыбку.
– Бархат плохо сочетается с этими двумя молодыми людьми, – мягко сказал он, опускаясь на колени как раз в тот момент, когда, широко раскинув руки, к нему заковылял Тю.
– Это послужит вам хорошим уроком, если от вашего наряда ничего не останется. – Рилла схватила Вольдемара за руку, которой он пытался схватить золотую цепь, позванивающую на широкой груди Доннчада. – Вы застали меня в моем самом убогом одеянии, милорд.
– Вы прекрасны в любом наряде. – И взгляд его был настолько красноречив, что щеки Риллы залил нежный и теплый румянец.
Она отвернулась, и Доннчад хрипло запротестовал:
– Не отворачивайтесь от меня, любимая. Взгляд ее вернулся к нему, потому что еще никогда он не обращался к ней так нежно.