– Привозить… – покачал головой Арчил. – Попробуй привези. Если я полезу в их дела, это война, понимаешь, настоящая война. Нужно как-то по-другому. Здесь я не могу тебе помочь.
– Договорились. Тогда я буду действовать один. В случае моего прокола все шишки на меня. В конце концов, ты не обязан отвечать за мои действия.
– Но они могут узнать, что ты ищешь моего племянника.
– Они действительно так сильны?
Арчил молчал.
– Да, – наконец выдавил он, – очень сильны.
– Тогда все ясно. С этой минуты я буду действовать один, стараясь не привлекать лишнего внимания. Обещаю не подводить вашу славную компанию. В конце концов, именно за это мне и платят деньги.
– Я могу помочь в любом деле, но здесь – нельзя, – пожал плечами Арчил, – это чужая территория. А войну в Москве сейчас начинать тоже нельзя. Все другие группы узнают, что я зачинщик. И тогда нам конец. Мы не можем на такое пойти.
– Это тоже кое-что. Спасибо. Я буду звонить в случае необходимости. Пока не сообщили, переходила границу Коновалова или нет?
– Пока ничего нет. Если что-нибудь узнаем, тебе позвонят.
Арчилу было немного не по себе: так реально очертились границы его могущества. На фоне дрожавших проституток это могущество обретало какие-то комические формы. Видимо, это почувствовал и сам Арчил.
– Ты не очень зарывайся, – произнес он. – Если это они виноваты в исчезновении Реваза, я город переверну, но им устрою такой праздник – долго помнить будут.
– Договорились. – Дронго вышел из кабинета, мягко закрыв дверь.
В гостиницу он возвращался пешком. Нужно было обдумать новую ситуацию. Ревазу зачем-то нужно было иметь алиби, в том числе и для своих родных. Может, он заранее предвидел ситуацию, о которой говорил Арчил. И может, этот молодой человек осознал, к каким роковым последствиям приведет конфликт между двумя преступными группами в городе.
Стояла удивительная весенняя погода. Все словно замерло в ожидании пробуждения солнца, которое постепенно, исподволь набирало сил для летнего наступления. Хотя лето в этом все-таки северном городе отличалось от привычного ему лета. Дронго любил солнце, когда жаркие лучи обжигают асфальт, делая его мягким и податливым. Выросший в южном городе, он не переносил даже малейшего холода, когда стрелка термометра опускалась ниже нуля. В эти дни в Москве стояла ясная сухая погода, в пределах того минимума, который бывает у него на родине весной. Именно поэтому он так любил ходить в весенние дни по Москве.
Город неузнаваемо изменился за последние годы. В центре возникли новые валютные супермаркеты, престижные магазины, автосалоны. В начале перестройки, правда, по всему центру города стояли старушки и старики, предлагавшие свой незамысловатый товар. Он еще помнил те дни, когда от Большого театра до Тверской люди стояли плотными рядами, предлагая товары – от колбасы до колготок, от хлеба до новых рукавичек. Среди стоявших были уже не только старики: в основном стояли молодые люди. Затем и они исчезли, когда новая власть, стесняясь столь откровенного бедственного положения своих сограждан, убрала эти очереди на стадионы.