– Возможно, но Юрков имеет очень большую власть в банке, он единственный, кто имеет такую же охрану, как у президента банка.
– Вы меня убедили. Завтра пойду к нему в гости. – Дронго посмотрел на часы. – Уже первый час ночи. Можете идти спать. А мне принесите какую-нибудь книгу.
– Вы не будете спать? – спросила женщина.
– Нет, я не хотел бы вас беспокоить. Мне и здесь совсем неплохо.
– Как вам будет угодно. – Она поняла, что он все-таки не доверяет ей, решив дежурить на кухне. – Книжный шкаф в столовой – можете выбрать себе книгу сами, по вкусу. Спокойной ночи, – встала она.
– Спокойной ночи, – поднялся и он. – Если разрешите, я пройду в столовую, выберу книгу.
– Да-да, конечно. – Она уже протирала стол.
В столовой действительно стоял большой книжный шкаф. Он начал смотреть книги. Они всегда говорили ему больше о хозяине квартиры, чем любые слова. Здесь были Боккаччо и Сервантес, Рабле и Золя. Дронго обратил внимание на потертые тома четырехтомного собрания Хемингуэя, несколько книг Франсуазы Саган, Эрве Базена, Поля Вилара, Робера Мерля. Он взял с полки неизвестного ему прежде Робера Андре и вернулся на кухню.
Его взгляд наткнулся на блестящий эпиграф, который Андре взял к своей повести «Дитя-зеркало». Это были слова Марселя Пруста из «Узницы»: «Когда мы достигаем определенного возраста, душа ребенка, которым мы прежде были, и души усопших, от которых мы происходим, принимаются щедро одаривать нас своими сокровищами и своей злою судьбой…»
Заинтригованный изящной прозой знаменитого французского критика и писателя, он не услышал, как на кухне снова появилась Татьяна Николаевна. На этот раз она была в халате.
– Что вы читаете? – улыбнулась она.
– Робера Андре. Никогда не слышал про такого, – показал он книгу хозяйке. – Мне нравится его стиль, хотя я прочел еще совсем немного.
– У меня дочь всерьез изучает французскую литературу, готовится стать переводчицей с французского языка, – пояснила Татьяна Николаевна. – А у вас хороший вкус.
Только теперь она поверила в его рассказ про Реваза и Ларису. И поняла, что была не права, подозревая Дронго в недоверии.
– Может, вы ляжете в столовой? Я постелю вам на диване, – шепотом сказала она: дверь в спальню и смежную с ней детскую комнату была открыта.
– Мне действительно не хочется спать, – покачал он головой. – Если вас будут расспрашивать, расскажете все как было. Только добавьте, что я вам угрожал, привезя сюда.
– Они не поверят. Все знают, что я ничего не боюсь.
– Так уж ничего?
– Русакова тоже не боюсь, – неправильно поняла его иронию женщина, – мы с ним только обедаем. Все его попытки сблизиться еще больше я отвергала.