Хельги немного попрыгал на заиндевелых камнях, размахивая руками, но камни хрустели очень уж громко. Тогда он решительно разделся, подошёл к увешанному сосульками краю ледничка, полюбовался немного таинственным светом, мерцавшим из глубины, – и шагнул под обжигающе-холодные струйки, весело катившиеся в озеро.
Видела бы мать, подумал он, вертясь и содрогаясь под частой капелью, от которой на груди и руках выступали жаркие пятна. Да, здесь никто не лез к нему с советами и предостережениями, не упрашивал одеваться теплее и ни в коем случае не ходить на лодке мимо Железной Скалы…
Но странное дело: теперь, когда надоедливые заботы матери превратились в воспоминания, они растягивали его губы улыбкой вместо того, чтобы сердить… А может, он просто стал взрослым мужчиной?
Спросить бы Оттара, но Оттар, не знавший матери, навряд ли сумел бы что-нибудь подсказать.
К тому времени, когда солнце напоролось на вершину чёрной скалы, оплавило её и осталось висеть, истекая золотой кровью, Хельги распластал второго лосося и принялся его чистить. Пожалуй, пора было будить остальных, и он запустил мелким камешком в Карка, потом в Оттара. Оба немедля проснулись, и Оттар вместо благодарности выругался:
– Всякий сопляк берется судить, сильно ли я устал!
Он не привык, чтобы ему возражали. Хельги отмолчался: он стерпел бы даже затрещину, на Оттара нельзя было обижаться, как не обижаются на старшего брата. Зато Карк смотрел на него в явной тревоге, ожидая отместки. Страх, достойный невольника. Древний Хёгни, чьё мужество не знало предела, сам пошёл на казнь, не желая, чтобы вместо него убили раба. Карк, наверное, никогда и не слыхал про такое, рабы редко беседуют о чём-либо кроме еды и работы. Он так и не понял, почему Хельги не стал его выдавать.
Сворачивая мешок, Оттар всё смотрел на гусей, щипавших редкую зелень и громко гоготавших на том берегу. Хельги ждал, что Оттар предложит добыть впрок две-три птицы, благо каждый захватил с собой лук, – но Оттар вдруг сказал:
– Сколько гусей, а вот лебедя я больше не видел. Может, я последних застрелил возле Рогатой горы?
Они направились вниз по течению ручья. Вода в нём была мутная и неслась с бешеной силой, ворочая камни: думай дважды, прежде чем затевать переправу. Кое-где ручей проел в песчанике широкое глубокое ложе; в иных местах попадался гранит, и он с рёвом пенился на порогах.
– Всего на пять ночей отпустил меня Ракни, – сказал Оттар. – Надо нам поворачиваться, если мы вправду хотим увидеть что-нибудь, кроме этих камней!
Весело было идти вместе с ручьём, бежавшим под гору; сделалось ещё веселее, когда впереди вновь открылось далёкое море и гористые острова, чёрные на синем, с серебряными шапками ледников. Совсем другой берег, не тот, что провожал их накануне.