Севильский слепец (Уилсон) - страница 335

Все окружавшие Хавьера люди улыбались или смеялись, словно одурманенные колдовским зельем. Откуда их взялось здесь так много и таких счастливых? В этой малой галактике он, казалось, был единственным человеком, терзаемым чувствами вины, безнадежности и страха. Интересно, подумалось ему, сумеет ли он когда-нибудь втянуть себя в полноценную жизнь из той полужизни, которую теперь влачит.

Взрыв аплодисментов вернул Хавьера в фантастический мир Ферии. Ритм севильяны, которую пело и плясало все кругом, пробирал его до нутра. Проходя мимо небольшого павильона, он услышал, как кто-то окликнул его по имени.

— Хавьер! Эй! Хавьер!

Маленькая пухлая женщина в traje de flamenca из белой в крупный красный горошек ткани, похоже, хорошо его знала. Она сделала несколько неожиданно легких танцевальных шагов, вскинув и скрутив руки, словно маня к себе Хавьера.

— Вы не узнаете меня? Я Энкарнасьон. Добро пожаловать, незнакомец, — сказала она. — Незнакомец не откажется быть моим партнером в первую ночь апрельской Ферии?

Его экономка, истинная незнакомка, та, что была воплощением чистоты и простоты, наконец материализовалась. Он вошел следом за ней в павильон. Энкарнасьон предложила начать с сухого вина и танца. И не успела она насладиться светлым «Тио Пепе», как Хавьер залпом осушил свой бокал, хлопнул его на стол, вскинул голову, щелкнул каблуками, и пошла их первая севильяна.

Энкарнасьон мгновенно преобразилась. Куда девались ее шестьдесят пять лет! Она стала изящной и зажигательной, кокетливой и дерзкой. Они станцевали подряд четыре или пять севильян. Он заказал еще вина. Они съели по тарелке паэльи, закусили кальмарами, и Хавьер впервые за долгое время ощутил вкус хорошей пищи. А потом они снова танцевали. Его душевная боль утихла, тоска унеслась прочь. Он сосредоточился на одном — на настроении своей севильяны — и целиком отдался танцу, вкладывая в него все больше и больше страсти. А ведь действительно, подумалось ему, вот способ севильцев избавляться от страданий — la fiesta, и он бешеной чечеткой вытряс все заботы из головы в тело, из тела в ноги и втоптал их в землю.