Пара молодых людей за столом переглянулась между собою.
– Кстати, – сказал лысый маркиз, – я от жары совсем забыл представить вам… Сестра барона – Джианна Тестаферрата. Ну а с этой дамой вы уже знакомы. – лысый кивнул на Лауру.
Фома пошевелил пальцами на спинке графского стула. И Волконский вдруг понял, для чего барон не представил сотрапезников. Выбить с порога из привычной колеи, чтобы за первые минуты понять, какого полета птица залетела на Мальтийский архипелаг.
– Мы, собственно, с этой дамой еще незнакомы, – ответил Волконский. – Мы познакомились с полуночной тенью, с бледной копией в виде карандашного наброска…
Лаура серьезно и ровно смотрела на русского посла, словно речь шла не о ней. Хотя, с другой стороны, кто это – бледная копия? И почему она, собственно, бледная?
"Что это я такое опять сморозил?" – подумал граф.
– Ну, тогда познакомьтесь, – внезапно разжал губы барон Тестаферрата. – Лаура Ганадо, моя племянница.
Волконскому почудилась скрытая угроза.
– А это телохранители – Тони и Доминик, – добавил лысый маркиз, показывая на молчаливых приятелей за столом. – У вас есть телохранители, граф?
– У нас это как-то не принято, – ответил Волконский. – Я имею в виду – их не принято так называть.
– А как у вас принято их называть? – оживился арбузный маркиз.
– Русские стесняются охранять тело, ваша светлость. Душу бы сохранить…
– Интересно, – сказал маркиз.
Барон Тестаферрата прикрыл веки.
Ощущение силы, исходящей от хозяина, вдруг одним махом накатило на Волконского. И легким дымком от посла отлетел привычный тон русского графа: высокомерная повадка вельможи, который ни во что не ставит никакую другую знать, кроме русской. И по самой уважительной причине – по причине искренности.
– Хотите, поговорим о политике? – маркиз Кассар налил себе вина в тяжелый хрустальный фиал. – Между прочим, если вы предпочитаете застольный сервис, я кликну слуг.
– Не стоит, – сказал Волконский. – Мне нравится, когда дворянин прост с народом.
"Лучшее средство от растерянности – дерзость", – говорил Шешковский.
Барон вдруг улыбнулся. И лицо его из устало-самонадеянного вдруг сделалось радушным, как у бескорыстного мальтийского лавочника.
– Любопытные у вас политические взгляды, – сказал маркиз, поглаживая себя по лысине.
И тут Дмитрий Михалыч впервые насторожился. Барон пропустил дерзость мимо ушей. Барон даже сделал вид, что ему понравилось. Не хочет тягаться в честолюбии. Значит, барон чего-то хочет.
"Русскому послу совершенно некстати мешаться во внутренние распри на острове, – напутствовал Шешковский. – Пусть себе мальтийская знать воюет с орденом. Вы тут ни при чем. То есть как посол – ни при чем. Но! – Шешковский поднял волосатый указательный палец. – Но коль скоро на острове существует оппозиция – сам Бог велел познакомиться с нею поближе. Кто это будет делать? Резидент. Но! – Шешковский снова показал палец. – Русского резидента на острове нет. Значит?…"