– По какиму поводу палим? – спросил Волконский, морщась.
Как всякий дипломат, граф не любил проявлений грубой силы.
– Великая мученица Барбара, – ответила Лаура.
"Великомученица Варвара", – педантично поправил про себя граф.
– А почему стрельба? – сказал он. – Она ведь, собственно, давно уже отмучилась?
– Соcтязание! – пояснила Лаура.
Валетта поразила Волконского готической строгостью и особенным военным духом, независимо витавшим над торгово-ремесленным телом: над цехами ружейных мастеров; над аптеками с мешками корпии в витринах; над ювелирными лавками, где выделывали филигрань; над ломбардами, ломящимися от этой самой филиграни.
По улочке Святого Захария с гроздьями деревянных балконов вышли к собору Святого Иоанна, главному храму Ордена госпитальеров. Волконский в недоумении уставился на скупой фасад, напоминавший скорее уездную больницу, выстроенную на пожертвования загрустившей вдовы.
– Здесь похоронен Ла Валетта, – сказала Лаура. – Он был ранен во время великой осады Мальты. Зайдете? Там красиво.
– Красиво? – Волконский решительно повернулся к ней. – Лаура…
– Граф! – Лаура, отстранившись, показала глазами по сторонам.
И этот заговорщический жест разом сломал формальную преграду. Он был как обещание: в другом месте и в другое время…
Настоящая женщина умеет отказать так, что отказ приносит больше удовольствия, чем попустительство. Такие отказы светят яркими маячками на мужском пути, исполненном безрадостных уступок и топорных снисхождений.
"И рухнула в постель с призывным криком "Нет!", – горестно писал полузабытый ныне поэт Анджей Добрынин после свадьбы Александры Васильевны Браницкой.
– Лаура… – задохнулся Волконский.
Чужие – они словно попали в тон, причем с благословения великого Ла Валетты. После косноязычных приступов заговорили на верном языке, и Волконского обдало теплой волной первого доверия.
Но тут над головой снова раздалась пушечная пальба, толпа на улицах одобрительно загудела.
– Состязание? – посол счастливо вздохнул.
– Кто громче, которая из деревень, – пояснила Лаура. – Теперь каждую неделю будут стрелять. Вы заметили – праздники святых покровителей наших деревень почему-то приходятся все на весну?
– Еще бы я не заметил! – сказал граф, любуясь спутницей.
"Довольно громогласные тут у них проявления патриотизма", – подумал он.
По страда Реале спустились к Дворцу великих магистров. Тут Волконский неожиданно спохватился и впился в цитадель ордена, а заодно и в стражников с алебардами у ворот.
"Так недолго и голову потерять, – думал он, принимаясь пересчитывать окна во дворце. – Семнадцать с севера, восемнадцать с юга… Хорошо… Хорошо, что с юга больше… Сколько, интересно, весит алебарда?"