– Протрите, что ли, – в сердцах говорил Волконский Фоме, проводя пальцем по стволу мортирки, притулившейся в дальнем углу.
– Бесполезно, ваше сия… – отвечал Фома. – Завтра опять наметет.
– Все равно смахните, – брезгливо настаивал Волконский.
В глубине души граф не любил оружия. Ни холодного, ни горячего, ни пищалей, ни фузей. Особенно Дмитрий Михалыч не жаловал ятаганов. Но как раз ятаганами были переполнены все мальтийские лавочки средней руки. И Фома таскал их гремучими связками, а затем усердно чистил углем и страстно дышал на проблески стали.
Единственным видом оружия, достойным мужчины, граф признавал египетскую катапульту. Но приходилось мириться с размерами арсенала и техническим прогрессом.
Фома привозил оружие под видом провианта и, свалив в углу подвала очередную груду, говорил:
– Ваше сия… Нас здеся трое. Ну на хрена нам столько ятаганов?
– Приказ! – таинственно отвечал Волконский. – Чистите, Фома, чистите! В марте – трое, в апреле, глядишь, тридцать трое, а в мае…
– В мае тридцать один, ваше сия…- подсказывал Фома.
В один из случайно безветренных мартовских дней Фома робко постучал в кабинет.
– Привел, ваше сия… – сказал он.
– Хорошенькая? – поднял глаза Волконский и понял: свершилось.
– Ужас, ваше сия… Форменный конь!
– Говорил с ней?
– Дура дурой. Ни слова по-русски, но очень жадная – как велели!
Когда она вошла в кабинет, Волконский плотнее вжался в кресло. "Первое правило вербовки – наглость", – вспомнилось наставление Шешковского.
– Как звать? – вежливо спросил граф по-арабски.
– Гюльбеки, – хрипло ответил конь.
– Почему пошла в потаскухи? – граф плотнее запахнулся в шлафрок.
Гюльбеки смерила графа веселым взглядом.
– А ты почему пошел в послы? – спросила Гюльбеки.
"Второе правило…" – лихорадочно пытался припомнить граф, одновременно усиливаясь представить Гюльбеки в постели. Усилие пропадало даром.
– Вот и я поэтому, – наставительно сказала Гюльбеки.
Сначала Волконского поразили усы. Потом его поразили ноги. Ноги, мощными буграми выпиравшие из шальвар, вызывали мучительное желание потрогать и удостовериться: сделано из натуральной кожи.
"Беда. С кем же она работает? – покусывая губы, думал граф. – Второе правило – проникнуться к вербуемому нелицемерной симпатией", – внезапно осенило графа.
– Да вы присаживайтесь, – сказал он, кисло улыбаясь. – Кофе не хотите?
– Чего? – грубо спросила Гюльбеки.
"Нелицемерной не получится", – тоскливо подумал граф.
– Кофейку? – пояснил он. – По-турецки?
Гюльбеки вдруг молча уселась на ковер, где стояла.
"Третье. Кажется, было третье правило", – вертелось в голове посла.