Родословная Павла Мартыновича Скавронского являла собой ту смесь величия и анекдота, блистательным воплощением которой явился в жизни сам Павел Мартынович.
В 1724 году Дмитрий Михайлович Волконский, дед и полный тезка нашего посла со "Святого Николая", ехал по Лифляндии на почтовых по делам Посольского приказа. Ямщик попался пьяный, ленивый и хамоватый. Получив за халатность в зубы, возница заявил:
– Сестре скажу, она покажет в морду драться.
Дмитрий Михайлович старший онемел.
– Что ты пробубнил, хам? – цепенея от ярости, спросил граф, пятерней разворачивая к себе холопа за воротник тулупа.
Сказать, что физиономия в треухе просила кирпича, – ничего не сказать.
"Померещилось, что ли?" – подумал граф.
Однако на станции решил от безделья расспросить чухонца. Выставил полуштоф, ямщик разомлел и, поскребя под тулупом запотевшую грудь, высказался в стихах:
– Сестрица-анператрица – что грудь, что ягодица.
Дмитрий Михалыч было заслушался.
Ямщик хлопнул еще стопку и доверительно перешел на прозу:
– А была ить дура дурой. Сами-то мы – Хведор…
Закончить речь ямщик не успел.
До Валги в возке ехали уже два пассажира – граф Волконский и "сами они Хведор", связанный, правда, по рукам и ногам и окривевший на левый глаз.
Дело пошло по Тайной канцелярии, Ягужинский доложил Толстому, Толстой – Петру, Петр велел вчинить розыск, не доводя до государыни.
По окончании розыска граф Толстой не знал, радоваться или плакать.
"Хведор" оказался единокровный брат царствующей императрицы Екатерины Алексеевны I, в девичестве – Марты Самуйловой. Той самой Марты, приемной дочери мариенбургского пастора Глюка, каковую геройски пленил прямо у алтаря фельдмаршал Шереметев. Вскоре, как известно, пленился за ужином у Шереметева уже светлейший князь Меншиков. А следующий плен занес чухонку Марту в такие дали, куда Федору пришлось бы погонять семь верст до небес, и все лесом.
Мало того: как только Толстой спустился с царских высот до лифляндских корней – родственники стали плодиться, как сыроежки. Выискался еще другой брат царицы – по имени Карл, родной дедушка нашего Павла Мартыновича. И две сестры, обе к тому же замужем. И ладно бы просто замужем, а то у младшей – Симон-Генрих, у старшей – Михель-Иоахим.
– Крестьяне Симон-Генрих и Михель-Иоахим! – звучно произнес Толстой, уставившись в оловянный оконный переплет. – На барщину послать – язык не повернется. Прямо хлебопашцы какие-то!
Счастливо подвернувшееся слово решило исход дела. Прочитав в донесении "хлебопашцы", царь Петр закашлялся.
– Где ты у чухонцев пашни видел? – рукавом отирая глаз, осведомился царь. – Да еще с хлебом? Ладно, гони всех сюда.