"Когда вы исполните мое именное повеление, за то будете жалованы крестом, бородою, рекою и землею, травами и морями, денежным жалованьем и хлебным провиантом и свинцом и порохом и вечной вольностью".
Секретарь смотрел на своего начальника бледный и перепуганный до смерти. Эта ночная беседа абсолютно не укладывалась в его уме. Совершенно ясно, что начальник сошел с ума. Это был или бред, или государственная измена. Секретарь стал думать. Собственно говоря, следовало сейчас же, не колеблясь и не допуская минуты промедления...
- Ваше превосходительство, - осмелился он наконец, - может, Кравцова... - и опять Бибиков не услышал его слова. Он еще глубже ушел в кресло и заговорил совершенно спокойным ровным голосом.
- Вот как указы пишутся: "свинцом, порохом и вечной вольностью". Как, по-твоему, кому они поверят - нам или Пугачеву? За вечную вольность пойдут или за присягу? А? Не знаешь? - он помотал головой. - Ну и я не знаю.
Он закрыл глаза и задумался. Секретарь сидел как на иголках, не смея сказать ни слова: его большие птичьи глаза сделались пустыми от испуга.
- Вот я, - заговорил Бибиков, - вот я проездом в Казань в одну избу зашел, пока лошадей перепрягали, - а там за столом один знакомый помещик сидит и с блюдечка чай кушает, в Петербурге мы с ним встречались. Я так и обомлел. Вы, спрашиваю, сударь, имярек, что здесь делаете? А он этак криво улыбнулся и говорит: как слухи прошли, что Пугачев здесь проходит, то мы и размыслили в чужую деревню укрыться, ибо, чаятельно, мы здесь меньше опасности подвергаемся, чем дома. Так как наши люди могли быть первыми нашими злодеями и врагами, а здешним мы - сторона, ничем мы им еще не нагрубили. Сидит и чай кушает. Здорово? - Он усмехнулся. - Так за кого же подлый народ пойдет? За императрицу или за Пугачева, как ты думаешь?
Секретарь молчал. Бибиков встал и провел рукой по воспаленному лицу.
- Впрочем, - сказал он совершенно ровным голосом, - непобедимое воинство ее величества своей упорностью и храбростью во всем свете довольную известность стяжало. Все измышления маловеров и недоброхотов не только презрению подлежат, но и в государственном порядке преследоваться будут. Войска знают свою присягу. Да и мы, сударь, долг свой помним. Как видно из реляций, наши верные войска повсеместно злодею великий урон наносят. Берите перо, сударь, и пишите. - Он запахнулся в халат и прошелся по комнате строгий, чинный и подобравшийся. - Пишите, - сказал он.
"Лейб-гвардии подпоручику Державину по секрету.
По известиям, дошедшим сюда, слышно, что жители города Самары при приближении злодейской сволочи со звоном и крестами выходили навстречу и, по занятии города теми злодеями, пели благодарный молебен".