В лагере дело шло к обеду.
– Эй, Додикович! Принимай! – Скудин по-быстрому сдал деньги и харчи, вернул «Хаммера»… и вдруг понял: в лагере чего-то не хватало. Чего-то очень привычного, хотя и противного… Он насторожился и долю секунды спустя понял, чего именно. Звуков музыки. Да и самого Эдика – не видно, не слышно…
«Может, зря я погорячился, утопил этот чёртов караоке… – Воображение успело подсунуть Скудкну видение генеральского отпрыска, повесившегося на осине. – Ох, блин, ну до чего бы некстати…»
Однако, как выяснилось, Эдик и не думал расстраиваться, а тем более вешаться. Он лежал, вытянувшись, у себя в вагончике на неразобранной койке, и с лица его не сходила блаженная улыбка, казалось, он дремал с открытыми глазами и видел волнующий несбыточный сон о возвышенном и прекрасном. Временами он судорожно подёргивался, отмахивался от чего-то и неразборчиво шептал сухими губами, покрытыми странным белым налётом. Зрачки его были неестественно расширены. То есть что угодно, только не здоровый юношеский сон перед обедом.
Скудин для начала нагнулся и осторожно, не делая резких движений, обнюхал лежавшего. Излишней брезгливостью он давно уже не страдал. Нет, Эдик действительно не был ни пьян, ни обкурен. И среди вещей (на сей раз Кудеяр обыскивал очень тщательно) никаких следов наркоты. Иван тихо зарычал, прикрыл дверь и направился к американцам. Эдиковы симптомы ему были знакомы очень хорошо. Наверняка что-то из психоделиков. Синтетика, какой-нибудь «пурпурный туман», «жёлтый солнечный луч», «взрыв солнечного света», «оранжевое сияние» – как только ни называют наркоманы ЛСД-25…[134] трижды за ногу его мать.
– Кто из ваших накачал нашего парня наркотой? – тихо и без обиняков спросил Скудин отца Брауна, в предвкушении гонга на обед собиравшегося мыть руки. И добавил с улыбкой, в которой не участвовали глаза: – Смиренно покайтесь, братья, как на духу. Добром прошу, слёзно. Такую богоматерь.
Вид его не предвещал ничего хорошего, однако же отец Браун уговорам не внял и безразлично улыбнулся в ответ:
– Наркота, брат, есть отрава антихристова, соблазн дьявольский, богопротивный промысел адский, благословлением ангельским нашей – братией неприемлемый. И поелику богомерзкие промыслы не нашли пристанища в душах наших, то и каяться истово не в чем нам, только лишь уповать на волю Господа нашего, на животворящую длань Его, да на благословение непорочной Приснодевы нашей, в духе зачавшей искупителя всеземного, распятого во славу Свою про…
Он не договорил. Мерзкое настроение, начавшее одолевать Ивана ещё в райцентре, возле выложенных на продажу туш невинно убиенных зверей, наконец-таки нашло выход. «Вот тебе животворящая длань!» В мгновение ока отец Браун огрёб прямой в челюсть, боковой в селезёнку и апперкот в печень. Могучий негр икнул, скрючился, схватился за живот и рухнул на землю. «А вот и благословение непорочное…» Сунувшийся было брат Хулио получил с разворота в сопатку и, сразу загрустив, утратил темп. Тут в дело включились остальные братья, сбежавшиеся на шум. «Богопротивный, значит, промысел адский?» Инициатива стала было переходить к американской стороне, но ненадолго. На выручку Кудеяру уже летели святые угодники Борис и Глеб, последним на поле брани примчался Гринберг – и кинулся в бой с молодецким кличем: