в раскладном креслице у вагончика, вздрогнул, разлепил веки и мотнул бестолковкой, как бы отгоняя привидевшийся кошмар: «Сучья жизнь, нет мне покоя. Весь кайф, сволочи, обломали…»
Тем временем смолк рёв турбин, откинулся фонарь кабины, и с крыла машины на землю спрыгнул военлёт с погонами майора.
– Вызывали? Который тут Евгений Додикович? Пусть пляшет, ему пакет от тёти Хай. Кошер, маца и цимес.
– Кошер?.. – Бесцветный от изнеможения Гринберг равнодушно принял увесистый свёрток и сделал над собой видимое усилие, чтобы поблагодарить. Потом махнул рукой: – Принимайте раненого, майор. Инструктажем охвачены? Куда везти, знаете?
– А то. Уплачено ведь. – Военлёт кивнул, почёсывая уставший под шлемом затылок, повернулся к машине и буднично заорал: – Сева! Распечатывай, трёхсотого[150] будем грузить.
Заурчали моторы, в брюхе летучего красавца открылся люк. Глеба осторожно подняли в бронированное чрево… Иван, Женя и Борис с большим трудом заставили себя разжать руки, передавая заботу о своём побратиме чужому и, в общем-то, равнодушному человеку, для которого их единственный Глеб был не более чем шифр на бумажке… Майор посмотрел на их лица и что-то понял: молча взял под козырёк, влез в кабину, и «Штопор», жутко загрохотав, стремительно ушёл в небеса.
Так случилось, что его отлёт оказался трижды зафиксирован на снимках. Мисс Айрин устроилась в кустах и, скорчившись в позе эмбриона, самозабвенно щёлкала затвором маленькой камеры. Красивые глаза, в которых все уже привыкли видеть только развратный блеск, на сей раз светились упоением и бешеным восторгом.
– Счастливого пути, Глебка, – пробормотал Капустин.
Самолёт, который они только что провожали глазами, уже мчался на прежней спутниковой высоте. Скудин ссутулился, судорожно вздохнул и медленно побрёл к берегу озера. Свирепому Кудеяру жгли глаза слезы. Над лагерем опять висела первозданная тишина. Такая первозданная, как будто ничего не произошло. Только костры продолжали трещать. Костры, так похожие на погребальные.
Маша… Марина-Марьяна… И с нею дитя, которому они даже имени не успели придумать. Где они? На каких небесах?
А теперь… в одно лето… Бабушка Тома, казавшаяся ему вечной… И Глеб…
«Родные мои, что я здесь без вас делаю? Хочу к вам…»
На следующее утро погода резко переменилась. Налетел порывистый злобный ветер, и сразу похолодало. Из-за гор приплыли низкие тучи, напоролись на верхушки ёлок и навсегда застряли над лагерем. Пошёл нескончаемый и очень сильный дождь. Он, впрочем, не помешал егерю Данилову обнаружить трупы зэков. Все девять, аккуратно продырявленные пулями. «Хорошо постреляно, однако…» – усмехнувшись, старый саам забрал патроны, оставшиеся в украденных беглецами автоматных рожках. Калибр подходящий, для «Сайги» пригодится… Постоял, покурил, закрываясь от ветра, и отправился радовать милицейское начальство. Забирайте, однако, пока свежак, а то протухнет, Хозяин