* * *
С Лесей все сошло как нельзя более удачно. В первое мгновение, увидев непрошеную гостью, Настя замерла. Пристально изучила незнакомую серую мышку, но, быстро решив, что никакой конкуренции – да и какая тут могла быть конкуренция! – она для нее не представляет, просто перестала обращать внимание.
Праздник тянулся и тянулся. Ученый уже устал жевать, наполнять стаканы, отплясывать с неутомимой Настей. Ему хотелось подсесть поближе к Лесе, послушать, о чем она тихо переговаривается с Беседой. Пригласить на медленный танец, прижать ее к себе. Впрочем, она ни с кем не танцевала – отговаривалась тем, что не умеет. Может, стеснялась своего непрезентабельного вида? Он покосился на ее мешковатые джинсы, футболку. Надо было ее по дороге завести в какой-нибудь магазин, что ли… Вряд ли она бы согласилась. И ее вовсе не смущали пыльные сандалии. Тут что-то другое…
– Я слышала, что готом может называть себя любой, кто поддерживает определенный готический имидж и слушает готическую музыку. Но, мне кажется, это не так, – неожиданно обратилась Леся к запыхавшейся после очередной буйной пляски Насте.
– Я – настоящий гот, – высокомерно посмотрела та. – У меня даже имя самое готское. С древнего санскрита Анастасия переводится как «воскресшая», а готы не умирают. И планета моя – Плутон, самая что ни на есть готская.
– Но все-таки гот – не имя и не одежда, а мировоззрение.
Анастасия, которая еще три месяца назад считала себя продвинутым панком, на несколько секунд задумалась.
– Интересно ты ставишь вопрос. Мировоззрение… Мы, готы, ходим в кружевах, потому что любим все красивое. Мы – эстеты, истинные ценители прекрасного. А ощущения прекрасного, сама понимаешь, могут испытывать только люди, обремененные интеллектом, культурой и аристократичностью. Мы чувственны и изысканны, нас привлекает все таинственное и необычное. Прежде всего гот – это романтик. Романтик с большой буквы, для которого важна свобода. Свобода с большой буквы.
Свобода, опять свобода, вздохнул Михаил. Почему она так много об этой свободе говорит? Когда была в панках – нечесаная, в рваных джинсах, – о свободе вещала. Теперь готка в кружевах и рюшках – опять о том же. По Фрейду, что ли? А главное-то внутри – никакая не свобода, а только абсолютная и нерушимая анархия.
– Но свобода важна не только готам, – продолжала Леся.
Настя фыркнула:
– Свобода быть свиньей, возможно, и имеет право на существование. Но готы не свиньи! Мы оставляем свинство детям помоек.
Во как! Ученый хмыкнул. Еще полгода назад, под завывание то ли Патти Смит, то ли Нины Хаген, она совсем иначе говорила про свинство. Дескать, только и можно быть свиньей в этом свинском мире…