Как бы то ни было, комедия не удалась.
— Что с тобой?
— Да ничего, просто погода такая, вот я и скис: вечно пасмурно, лето, а холодно не по сезону…
— Не по сезону для тебя, ты с юга, а у нас в это время всегда так.
— Ты права.
Молчание. Минута, две, пять. Подавленное, неловкое молчание, заполненное только мурлыканьем Кандида, который наконец-то привык к Марике и теперь пришел, чтобы его приласкали.
— Мне кажется, ты что-то скрываешь.
— Точно.
И я рассказал все, с самого начала, с того момента, когда стоял на вершине, и до сегодняшнего дня, когда очутился на дне.
А вы, господин судья, что бы вы сделали, если бы ваш друг, ваш Энрико, сказал: «Я убил человека»?
Нет, простите, это неудачное сравнение. Вы знаете Энрико, вы его любите, убежден, что вы попытаетесь понять его и, может, даже защитить. Но Марике-то совсем другое дело, для нее я всего-навсего чужой человек, с которым она переспала, разделила толику отчаянной нежности, вроде потерпевших кораблекрушение. Да окажись я на ее месте, собрал бы вещички и с перепугу удрал. А вот поди ж ты.
Марике приласкала меня, поцеловала и уже была готова думать и действовать, как умеют одни женщины. Пока я твердил, словно пономарь, «это конец», она искала выход.
— Сейчас нужно поесть. — И вытащила из холодильника кусок сыру и палку лиловой колбасы, попробовать которую у меня до сих пор недоставало мужества.
— Денег я тебе дать не могу.
— А я и не прошу.
— А я и не говорю, что ты просишь, я говорю, что деньги нужны, без них никак.
— Я же сказал, это конец. Ты совсем не обязана мне помогать, никто не обязан мне помогать.
— Дурость какая-то. Я не даю тебе денег, потому что у меня их нет. Все деньги в почтовых облигациях, нужно их продавать…
— Ни в коем случае. Это твоя жизнь, твой бар. И вдруг она прямо на месте нашла решение, самое простое, самое очевидное. Так же невозмутимо, как если бы сказала: «поехали куда-нибудь в воскресенье» или «пора идти за продуктами».
— Наличных у меня нет, но я помогу тебе подзаработать, чтобы хватило месяца на два—на три. А там посмотрим.
Я поднял на нее глаза, но без интереса — я уже поставил на всем крест. Она продолжала:
— В Амстердаме есть театры, где выступают любители. Спектакли порно, то есть секс живьем. Называется «Шоу эксгибиционистов». На самом деле многие — бывшие профессионалы, которые там подрабатывают, но зрители принимают их за обычных людей, у которых хватает смелости заниматься сексом при всем честном народе, смелости, которой им самим не хватает. Можно выйти в маске, тем более что они там смотрят не на лицо. Наоборот, если ты в маске, они могут воображать, что это их консультант по инвестициям или соседка по дому, это возбуждает. В таких заведениях платят довольно прилично, конечно, не как в Каза Россо или в каком-нибудь известном театре, но работа пристойная, а главное, ничего у тебя не спрашивают, ни документов, ни как твоя фамилия…