— В этой флэшке вирус, «троянский конь», он делает уязвимой систему защиты от несанкционированного доступа. По крайней мере мою: после трех попыток все равно входишь. Я хочу тебя попросить, выясни все, что можно, про этот вирус: кто его изготовил, часто ли он встречается, когда попал ко мне в компьютер…
— А сам ты разве больше этим не занимаешься?
— Да как-то не очень. И потом, это прямо подстава. Я пробовал разобраться, но не тут-то было, и тогда подумал, может, ты…
— И только ради этого ты приехал во Францию?
— Ну, не только, — отвечал я уклончиво.
Патрик потянулся, чтобы вставить флэшку в USB-порт в своем компьютере, но я его остановил:
— Единственное, что мне удалось выяснить, — этот вирус страшно заразный, моментально поражает такие части оперативной системы, о существовании которых ты даже не подозревал.
— Тогда оставь память: пойду проверю ее в надежном месте, где вирус далеко не распространится.
— Все еще хакер?
— В жизни этим не занимался, — улыбнулся он. — Увидимся в четверг, оставь телефон: если что-нибудь выяснится раньше, позвоню.
Я дал ему визитку своей гостиницы и написал номер комнаты.
— И как же ты теперь без часов?
— Куплю другие, — ответил я. Но если откровенно, нелегко мне было расстаться с этой штуковиной. Три года мы были с ней неразлучны и, в виде единиц и нулей, в ней сохранялась частица моей жизни.
Я вышел, и начался новый день моих скитаний. В библиотеке меня дожидался Эдмон Дантес. Когда объявили, что читальный зал закрывается, я все еще пребывал в XIX веке, в гуще парижских интриг, и в их гуще проведу завтрашний день: если б дед был жив, вот бы расспросить его, как он представляет себе Париж, ведь за всю жизнь он выезжал только в свадебное путешествие, в Лигурию.
В среду около трех пополудни Моррель и Валентина под знаком мудрого изречения «Ждать и надеяться» простились с графом, а я закрыл книгу и сдал ее славной библиотекарше, которая в предыдущие дни всегда откладывала для меня мой экземпляр и уже видела во мне старого друга.
— А теперь? Возьмете «Черный тюльпан»?
— Нет. Может, возьму «Парижские тайны», а может, больше совсем не приду.
Она разочарованно на меня взглянула, и мне захотелось рассказать ей о себе: вот сейчас я жду, пока кое-что выяснится, а как дождусь, останется только совершить убийство. Но я уверен, она приняла бы мои слова за шутку, за неуклюжую попытку прикинуться этаким Джеймсом Бондом. Тогда я набрался храбрости, накрыл ее руку своей и почти шепотом произнес:
— Не беспокойтесь, увидимся через несколько дней.
Мне показалось, она повеселела. Может, я и правда был ей небезразличен.