За такими размышлениями я не заметил, как лес начал постепенно редеть, и впереди уже показались проблески света. Скоро мы вышли к тропинке, тянувшейся вдоль низкого берега узкой и мелкой речушки. Несмотря на то что я весь продрог, и тело мое покрылось сплошь кровоточащими ранами, а внутри саднило от жажды и голода, — идти после густого леса по мягкой влажной траве было легко и даже приятно. В отдалении, на поросшем одиночными деревьями холме, замаячила маленькая церквушка. Мы ускорили шаг.
Перед воротами мой спутник остановился, открыл калитку и любезно пропустил меня вперед, хотя огромная дырища в заборе рядом с калиткой, несомненно служившая более удобным проходом, причем сразу для нескольких человек, особенно в том случае, когда их руки заняты тяжелой поклажей, — умаляла до некоторой степени значимость проявленной им великосветской галантности. Посреди довольно обширного двора стояла деревянная церковь, больше напоминающая часовню. За ней располагались монашеская обитель и ряд неказистых пристроек. Всё было по-нищенски худо и сиротливо. Вокруг церквушки торчали пни недавно срубленных деревьев. Их крупные сучья и стволы валялись тут же; ограда монастыря обветшала и кое-где завалилась; позади келий были разбиты чахлые огороды; в нехоженых участках двора колыхался пожухлый бурьян, а в дальнем конце громоздилась выгребная «яма», около которой в поисках чего-нибудь съестного уныло бродили тощие собаки, и, не находя там для себя никакого пропитания, одни из них жалобно скулили, а другие дико подвывали. Людей во дворе не было, поэтому мы прошли в церковь. За недостатком свеч в ней теплились лучины. Внутри царил полумрак, сквозь который угадывались очертания установленного в центре большого рубленого креста. Пустынножители дружно молились. Не желая смущать их своим бесцеремонным вторжением, я вышел во двор. Мой напарник последовал за мной.
Я присел на пенек и многозначительно посмотрел на своего спутника. Поймав мой выразительный взгляд, он заговорил вполголоса:
— Ты не смотри, что здесь так скудно и бедно. Как говорится: бедность — не порок. Да, действительно, братия особо не шикует. Я тебе даже больше скажу: по выражению одного историка, «в обиходе братии столько же недостатков, сколько заплат на сермяжной ряске игумена; чего ни хватись, всего нет; случалось, вся братия по целым дням сидела чуть не без куска хлеба. Но все дружны между собой и приветливы к пришельцам, во всем следы порядка и размышления, каждый делает свое дело, каждый работает с молитвой, и все молятся после работы. Быт и обстановка пустынного братства поучают нас самым простым правилам, которыми крепко людское христианское общежитие». Вот так-то! Кстати, ты почувствовал, как скрытый огонь обдал тебя живительной теплотой, когда ты вступил в эту атмосферу труда, мысли и молитвы?