Другая история Московского царства. От основания Москвы до раскола (Калюжный, Кеслер) - страница 46

Как видим, собрание календарей прямо названо летописью, а, во-вторых, ясно показана её историческая бессодержательность.

Пушкин рассказывает и о склейке этой «летописи» из двух кусков, и об их нестыковке: «Собрание календарей. 54 части» (Выделено Пушкиным; частей-то должно быть ровно 55!!!). И далее о «частях»:

«Первые 20 частей исписано старинным почерком с титлами… остальные 35 частей писаны разными почерками, большей частью так называемым лавочничьим с титлами и без титлов, вообще плодовито, несвязно и без соблюдения правописания. Кой-где заметна женская рука… Евпраксии Алексеевны» (лавочничьим — выделено Пушкиным, — Авт.).

Очевидно, что здесь дано описание типичных русских летописей, которые при этом подвергнуты совершенно уничижительной критике, включая явный намёк на личное участие в летописании Екатерины II («Евпраксии» Алексеевны). Далее следует «лишняя» часть горюхинского «летописного свода», названная у Пушкина «летописью горюхинского дьячка», которая отличается «глубокомыслием и велеречием необыкновенным». Эта «лишняя» часть определённо указывает на вклеенный в «Повесть Временных Лет» лист с описанием призвания Рюрика на Русь. При этом двумя страницами ранее Пушкин устами автора уже сообщил:

«Я непременно решился на эпическую поэму, почерпнутую из отечественной истории. Недолго искал я себе героя. Я выбрал Рюрика — и принялся за работу… но, не умея с непривычки расположить вымышленное происшествие, я избрал замечательные анекдоты, некогда слышанные мною от разных особ, и старался украсить истину живостию рассказа, и иногда и цветами собственного воображения…

Быть судиею, наблюдателем и пророком веков и народов казалось мне высшею степенью, доступной для писателя. Но какую историю мог я написать с моей жалкой необразованностью, где бы ни предупредили меня многоучёные, добросовестные мужи? Какой род истории не истощён уже ими? Стану ль писать историю всемирную — но разве не существует уже бессмертный труд аббата Милота? Обращусь ли к истории отечественной? что скажу я после Татищева, Болтина и Голикова? и мне ли рыться в летописях и добираться до сокровенного смысла обветшалого языка, когда не мог я выучиться славянским цифрам?» (выделено нами, — Авт.).

О вымышленности и русской, и всемирной истории в приведённой цитате говорится напрямую. «Бессмертный труд аббата Милота» — это «Курс истории Франции», изданный в 1769 году, затем много раз переиздававшийся, но к 1820-м годам уже считавшийся безнадёжно устаревшим. Называя этот труд «бессмертным» Пушкин откровенно издевается над традиционной историографией. А пушкинский герой «не мог выучиться славянским цифрам», то есть «греческим» буквам, использовавшимся в XVII веке вместо цифр, поскольку в них постоянно путалась передача 6 и 7, отсутствовал нуль и не было позиционной системы счёта, совершенно произвольно ставилось обозначение «тысяча», и т. п.