Я же сделал «страшные глаза» и отвернулся. Слава богу, профессор все понял. Помойка научила. Кого хочешь научит, даже элитную профессуру. Люди, загремевшие на дно, лучше ориентируются в житейских коллизиях. И если от них отворачиваются знакомые, значит, воспринимать надо так, будто эти знакомые и не существовали.
Профессор, он же доктор Святозаров – черт побери, какая красивая фамилия, не то что Карл Маркс, унылое карканье – чинно прошествовал в столовую. А я остался с полуоткрытым ртом, лихорадочно прикидывая сложный путь, который прошел мой друг, прежде чем очутиться в этих стенах. Впрочем, нас, бездомных, судьба вряд ли случайно свела именно здесь, в таких разных качествах.
Но – каждому свое.
Мне ведь тоже стоило больших усилий не выдать нашего знакомства. Об этом никто не должен знать. Иначе пострадаем оба.
Откушавши, непризнанные гении гуськом потянулись в камеры. Не многие отважились выглянуть на улицу; шел мокрый снег, было слякотно и мерзко. Профессор прошел мимо меня, скользнув пустым взглядом. Я еле заметно кивнул и тоже пошел завтракать. Кормили хорошо, ведь не родишь светлых мыслей с пустым брюхом…
В субботу обитателям дачи привозили несколько ящиков спиртного: из расчета по бутылке водки и вина на человека. Нельзя сказать, что представители генофонда отличались склонностью к алкоголизму, но выпивали все, очевидно, спасаясь от приступов зеленой тоски.
Как раз сегодня была суббота. Приехал микроавтобус, сразу появились добровольцы, ящики с бутылками, сыром, колбасой быстро закинули в столовую. Там уже сдвигались столы. Затем начиналось так называемое веселье. В этот день строго-настрого запрещалось пить охране. В принципе, вообще охранникам запрещалось здесь пить. Как тут за всеми уследишь? Но я решил сделать сегодня исключение. Тем более Веракса взял выходной. Каждому охраннику, один на один, я вручил по бутылке водки, разрешив выпить не более ста пятидесяти граммов. Отказавшихся не нашлось. Я понимал, что рисковал, но ничего не мог поделать с собой.
Вечером со стороны столовой послышались нестройные голоса. Элита откупорила бутылки. Я включил экран – и словно очутился в центре благородного сборища. Сдвинутые столы были богато сервированы. Большинство представителей генофонда сидели в спортивных костюмах, напоминая пожилых пай-мальчиков, два или три человека были в футболках, а лысый с поросячьими глазками заявился в костюме и галстуке в горошек. Видно, у него от научных изысканий совсем крыша прохудилась. В этот момент он как раз держал речь, пережевывая слова мокрым ротиком. Я сделал наплыв, и причмокивающее лицо заполнило весь экран. Говорил он устало и вальяжно, пересыпая речь ужасными иноземными словами, но с русскими приставками и окончаниями: «маркетинизация», «офшорная зона», «лизинг», «проклиринговать»…