Какое-то время Алочи молча переглядывался со строптивым охотником. Потом гордо, с суровой твердостью в голосе спросил:
— Почему ты не упал перед правой рукой Беловолосого бога?
— Беловолосый бог не велит падать даже перед ним самим, — спокойно ответил охотник.
— Так вот чего ты хочешь? — зло крикнул Алочи. — Ты хочешь, чтобы Беловолосый бог сделал тебя своим большим пальцем. Смерть!..
Алочи поднял бумеранг и метнул его в грудь охотнику. Охотник пошатнулся и упал у шалаша. Жена закричала, но побоялась выйти из своего убежища.
Алочи приказал отнести убитого к костру и сам разрубил его тело каменным топором. Под угрозой смерти охотники зажарили и съели своего непокорного брата. Несколько жареных кусков Алочи отнес в кусты — для Беловолосого бога.
Коля был так потрясен этим ужасным зрелищем, что не смог даже пошевельнуться. Он не знал, что ему делать. Надо было немедленно посоветоваться с отцом…
Как горевал старый Ечука! Он ругал себя за чрезмерную доверчивость к Алочи, за то, что не уберег его от страшной человеческой болезни…
Только теперь Ечука понял, какой вред принесло отсутствие помощника. Если бы ему помогал Акачи, недобрые наклонности молодого охотника были бы замечены раньше. Тогда бы дело не дошло до убийства и из отцовского любимца можно было бы воспитать прекрасного вожака первых землян. Теперь, как бы ни было больно, Алочи придется лишить жизни. И в этом виноват прежде всего он — Ечука. А может быть, виновата старость, которая лишила его энергии. Ведь когда-то его хватало на все…
Впервые за свою долгую жизнь отцу пришлось принять такое жестокое решение. Но жестокость диктовалась необходимостью — преступление должно было быть наказано.
Долго они обсуждали, как осуществить казнь. Ечука сказал:
— Незрелому разуму нужна какая-нибудь обрядовая традиция. Обряды и предания передаются в течение тысячи оборотов.
Ечука давно заметил, что его воспитанники обожествляют кровь. Очевидно, они уже поняли, что именно эта красная жидкость содержит в себе тайну жизни. К тому же охотникам, привыкшим убивать животных, понять это было нетрудно. Поэтому каждая капля собственной крови порождала в них почти мистический трепет. Нет, это был не страх, это было что-то похожее на религиозный экстаз.
Отец решил, ч го новая обрядовая традиция должна быть как-то связана с собственной кровью. Пока мозг еще созреет для понимания добра и зла, от беды должен защищать жестокий обряд.
Ечука ничего лучшего придумать не мог. Чтобы не проливалась кровь — нужна клятва на крови! И для этого он не пожалеет собственной крови…