Притянув к себе девушку за бедра, Эдвард проник пальцем между нежными лепестками ее плоти. Там было мокро и жарко. Флоренс задрожала так часто, что у нее чуть не подкосились колени. Казалось, еще целое озеро влаги выплеснулось между ног.
– Вот то место, о котором я говорил. Я покажу тебе, какое наслаждение оно может подарить.
Боже, какая она была шелковистая там! Эдвард с трудом подавил желание проникнуть пальцем глубже, туда, куда манил его инстинкт. Когда он нашел самое чувствительное место и чуть надавил на него, Флоренс выгнулась, издав удивленный стон и заставив Эдварда улыбнуться.
– Эдвард, – жалобно всхлипнула девушка, – ты уверен, что это правильно? Это так... странно.
– Не бойся, милая, – тихо шепнул он и снова коснулся того же места, затем еще и еще.
– Эдвард, это... О! – Она не договорила, потому что Эдвард вдруг приник губами туда, где только что ласкал пальцами. У Флоренс пресеклось дыхание, словно между ног, подобно снежному кому, нарастал комок нервов, сжимавшийся конвульсивно и сладко. Сам Эдвард еще мгновение назад не знал, что сделает именно это, но что-то подтолкнуло его помимо собственной воли. Губы поглаживали, язык касался часто-часто, ощущая нежный вкус, похожий на морскую воду.
– Эдвард, это сладко почти до боли! – простонала девушка, вцепившись ему в волосы.
Граф чувствовал, как волны возбуждения окатывают ее, слышал каждый стон и крик и принимал их, как великую награду. Он делал все то, чему его научили многочисленные любовницы, ласкал так, чтобы доставить великое наслаждение, забыв о самом себе, живя только конвульсивной дрожью, сотрясавшей тело Флоренс. Именно в этот момент он понял, как легко дарить наслаждение любимой женщине, ничего не требуя взамен, и это открытие принимал как великое откровение.
Она принадлежала ему, его Флоренс, он первым показал ей, какой бывает страсть, и это наполняло его гордостью. Лишь та тонкая, невидимая граница, которая не позволяла его пальцам проникнуть внутрь ее тела, напоминала ему о том, что Флоренс не будет принадлежать ему вечно. От этого сердце сжималось до боли.
Когда девушка достигла пика в пятый раз, ноги перестали ее слушаться. Она почти мешком повалилась на Эдварда, отчего они оба оказались на полу, поросшем травой. Когда она оказалась сверху, тело графа напомнило ему о собственных нуждах, ткнувшись возбужденной плотью девушке между ног.
В отличие от нее он знал, каким может быть наслаждение от проникновения в женское тело – это сладкое безумное скольжение туда и обратно, сводящее с ума. Единственное, чего Эдвард не мог знать, – это каково сливаться с женщиной, когда в сердце поселилась любовь. Должно быть, от этого наслаждение еще прекраснее.