Без элиты никак нельзя. Если мы в полемических целях и ругаем её за жадность и непоследовательность, то всё же понимаем, что без неё никакое развитие невозможно. Проблема с русской элитой в том, что её надо уметь «держать в кулаке». Даже, простите за намёк, «в ежовых рукавицах». Оставаясь без узды, она мгновенно начинает переводить ресурс страны на своё собственное содержание, а задач, возложенных на неё эволюцией, не решает.
Политолог А. Дугин отмечает любопытную социологическую закономерность: все крупные народные бунты и восстания, попавшие в летописи, происходили, как правило, в период ослабления центральной государственной власти — либо из-за борьбы властных аристократических группировок друг с другом, либо из-за столкновения различных идеологических течений. Практически нет ни одной революции, ни одного политического переворота или восстания (формально «народного»), за которыми не стояли бы представители элиты. А если вождь народного восстания сам происходит из низов, он, как правило, вооружается мифом о своём избранничестве, часто — о царском происхождении (например, донской казак Емельян Пугачёв, поднявший в августе 1773 года восстание яицких казаков, выступал под именем «императора Петра III»).
С другой стороны, жизнь народа остаётся «за кадром», хотя количественно он в большинстве. Занимаясь историей, этот перекос обязательно надо учитывать. Народ, именуя его массами, упоминают (особенно марксистские историки), но он всегда и во всех описаниях выступает как фон, поддерживающий элитарного героя; в крайнем случае, массы выдвигают героя из своей толщи. Это можно понять, поскольку народ — масса консервативная, косная, сама себя массой не осознающая. Однако даже если каждый представитель «толпы» воспринимает массу себе подобных как некое продолжение элиты, на деле это элита есть продолжение народа со своими специфическими функциями. Элита, оставшаяся без народа (пример: дворянская эмиграция после 1917 года) немедленно перестаёт быть таковой, сливаясь с массой.
Короче, история как летописание и как наука концентрирует своё внимание на элите. «История элит, её диалектика, её исторический выбор, её эволюция или инволюция была синонимом истории народов, государств, культур, обществ», — пишет А. Дугин. А происходит это оттого, что именно на уровне элит проявляются основные трения, которые приводят к общественным катаклизмам. Но нам не раз уже приходилось пояснять,[4] что причина катаклизмов — не в деятельности людей, а в неравновесности динамических систем в периоды хаотизации, — в системах же основную часть составляют массы.