«Миллионы зрителей завидуют мне. Тысячи женщин стараются быть на меня похожими. Девчонки спят и видят себя на моем месте – на экране телевизора. Всем кажется, что у телеведущей яркая, особенная жизнь. А я сама себя не всегда узнаю на экране. Яркое и красочное на телевидении есть, но это только задник в эфирной студии. В нем жить нельзя. Он, как комната с тремя стенами, а четвертая открыта в мир. Ходят и смотрят, кому не лень. Вот и не можешь расслабиться. Сидишь, как в витрине. Впрочем, своего места я никому уступать не собираюсь, и моя работа мне нравится».
Белкина выключила душ. Слезы медленно высыхали вместе с каплями пресной воды. И тут Тамара услышала, как кто-то тихо скребется в дверь ее номера. Она закуталась в белый махровый халат, вышла из ванной комнаты. Скреблись настойчиво, наперед зная, что рано или поздно откроют.
– Кто там? – спросила Белкина у двери.
– Я, Виктор, – послышался голос оператора.
– Я уже ложусь спать.
– Открой, дело есть.
Поколебавшись, Тамара открыла. Оператор стоял, опираясь плечом на дверной косяк, и глупо улыбался.
– Зайти можно?
– Ты и так уже наполовину вошел.
– Душ принимала? – Виктор шагнул в комнату, старательно закрыл дверь, умудрившись хлопнуть не слишком сильно.
– Нет, под дождем бегала. Не задавай пьяных вопросов. Что там у тебя?
Оператор вытащил из карманчика жилетки начатую плоскую бутылку коньяка, поставил ее на столик и опустился в кресло.
Кресло было низким, мягким и глубоким. Тамара тут же поняла, что подняться из него грузному запьяневшему Виктору будет непросто, даже если он захочет это сделать. Тамара заподозрила неладное, надо было срочно микшировать ситуацию.
– Ждешь, что я принесу тебе рюмку? Они, кажется, в шкафчике. Сам сходи, я пить не собираюсь.
Провокация не сработала, Виктор даже не сделал попытки приподняться.
– Из плоских бутылок принято пить из горлышка, – сформулировал он сомнительное правило этикета, однако к бутылке не притронулся. – Коньяк я это так... просто принес. Он – повод.
– Слушаю, – Белкина стояла, скрестив руки.
– Давай потрахаемся, – неожиданно звонко выговорил оператор.
Не то чтобы она ждала чего-то другого, или ей не предлагали подобного занятия раньше, но никогда прежде предложение не делали так открыто и нагло. Тамара уже занесла руку, чтобы врезать пощечину, но так и не ударила. На нее смотрели по-детски наивные глаза. Наконец в них мелькнуло понимание того, что не все сейчас в порядке, а следом – искреннее удивление.
– А что я такого сказал? Мы же взрослые люди.
– Ты – урод. Вон отсюда!
– Я только спросил. Ну, раз не хочешь... – в голосе даже не чувствовалось обиды.