Кстати, публика презабавная.
Американцев не зря сравнивают с детьми, часто они непосредственны и восторженны. Люди, собравшиеся в первый вечер на московское представление, не производили впечатления детей.
У русских – все всерьез. Все по Достоевскому, по Гоголю, чтоб им не родиться. За семь лет слепящего фурора я отвыкла, что мной никто не интересуется. Столы в фойе приседали под мидиями и грудами улиток. Надраенные рюмки тянулись следом за «мартелями», точно солдаты за пузатыми генералами. В гардеробах взывали к мщению тени мертвых соболей и леопардов. Публика лениво косилась на сцену, лениво пошевеливала окольцованными плавниками. Одна рука вращает телефон с алмазными вкраплениями, другая рука скользит по голой спине подружки. В Бангкоке сейчас сыро… захожу вчера к Чубайсу… мы шашлыки в Барвихе жарили… квоты на вывоз объявят завтра… цены в Лондоне не растут… сыну купила жеребца… сорок гектаров в Одинцово… берем сеть заправок…
У русских все всерьез.
Цирковые откатали свой кусок вечера, поливая опилки потом. Дождавшись жиденьких хлопков и своих букетов, уступили место попсе, затем оркестр грянул любимый русский вальс про Владимирский централ, и закружились на свежем ковре первые пары. Арлекин отклеил ресницы, румяные щеки и колпак, Арлекин трижды набрал номер, услышал, что теплоход еще плывет и очень важное совещание никак не закончится. Тогда Арлекин с размаху сшиб со стола вазы с цветами, коробки праздничной амуниции, хлопнул дверью и поплелся к соседям. Арлекину было стыдно ехать к родителям одной.
– А пошли с нами? – поманили всегда веселые гимнасты. – Говорят, тут рядом хороший кабачок. У Ки-рочки там друзья работают. Тут без друзей никуда не попадешь.
Остаток ночи Арлекин крутится на барном стуле, ерзает в кресле, якобы смеется, что-то кому-то отвечает, даже рассказывает анекдоты. Знакомится с дяденьками, спустившимися сюда из того же цирка. Естественно, нефтяные дяденьки не узнают безумную девушку с горящего велика, они такие серьезные, что отвыкли шутить. В каждой улыбке они ищут подвох. Зато когда понимают, что наказания не последует, они скидывают галстуки, строят в вазочках композиции из зеленых купюр, на спор пьют метр текилы и играют в «медведя». Это когда после очередной совместной рюмки надо хором прятаться под скатерть, а выигрывает тот, кто последний усидит за столом.
Арлекин с недоумением и легкой паникой наблюдает за приближающейся тощей, нескладной фигурой. Приходится напрячь всю фантазию, чтобы догадаться – ба, это же мужской стриптиз! Тщедушные юноши с синими ввалившимися щеками закачались вокруг шеста, затеребили друг друга тщедушными лапками. На ногах горе-танцоров почему-то надеты унты, от этого ноги превратились в хлипкие спички. Арлекину внезапно вспомнился мультик по мотивам русских сказок; там в буреломе, на ножках-сучках бродила нетрезвая кикимора, питалась мухоморами и совершала похожие телодвижения…