– Ну… так.
– Когда Касим откинулся, все порешали, так?
– Ну…
Кушко с уважением и даже с некоторым восхищением наблюдал за тем, как щуплый Алексей Степанович перехватил инициативу.
– Комбинат за Хорьком остался. Кабаки и табак весь – за Ляхой. Если не так, скажи сейчас.
– Да что ты меня лечишь? – не сдержался «поп». – Кому теперь дело до Ляхи? И с чего я с ним делиться должен? С какой радости табак за ним?
– Давай тихо говорить, – улыбнулся Алексей Степанович. – Мы сейчас у Касима спросим…
– Мне твои корешки – не указ!
Неожиданно спортсмены раздвинулись, пропустили вперед смуглого дядьку, пестрого от татуировок. Видимо, дядька до последнего сидел у Алексея в «БМВ». Появление вора в законе внесло в ряды противника смуту. Но до того как продолжилась беседа, Сергей заметил кое-что еще, вовсе неприятное. Двое развязных молод-цев, которых Кушко привез в своей «Ладе», держали под куртками… автоматы.
– Ты на кого волну погнал? – очень тихо спросил у оппонента татуированный Касим. Но услышали все, потому что плевки, смешки и разговоры мигом стихли.
А в следующий миг недавние пассажиры Сергея лихо вскинули «акээмы» и передернули затворы.
«Вот и все, – успел подумать Сергей. – Недолго я был директором…»
– Эквилибристика, – сказал Марк.
В гравюрах и книгах шестнадцатого века можно видеть тех самых канатных плясунов, из которых позже выросли эквилибристы. В конце восемнадцатого века ярмарочные плясуны стягиваются под крыши первых цирков, в течение двух десятилетий формируются новые жанры. В конце девятнадцатого столетия на манеж выезжает первый велофигурист Кауфман. Едва родившись на свет, велосипед начинает триумфальный марш по цирковым аренам. Неуемная фантазия рождает тандемы, моноциклы, громадные колеса всех мастей…
– Я не говорил, что твой номер плохой… – Марк семимильными шагами несся по коридорам московского цирка, а девочка едва поспевала за ним. – Я не говорил, что ты неумеха. Ты очень талантлива, ты даже сама не догадываешься, сколько в тебе зарыто. Но номер буду делать я…
Буду делать я. Буду я.
Я.
И противостоять этому циклону энергии, водопаду идей, этому морю уверенности не было никакой возможности. Все равно что мотыльку рвануть навстречу авиационной турбине.
Но в те феерические минуты Насте Порываевой было не до споров. Она трогала руками коридоры московского цирка, этого центра вселенной, средоточия мудрости и смеха, куда стекалось все лучшее, рожденное на пространствах бывшего Союза.
– Да. Нет. Это не ко мне… На штейн-трапе или на катушках? Это уже лучше. Звоните завтра, всех благ. – Марк сворачивал, перепрыгивал ступеньки, ловко уступал дорогу проносившимся навстречу мальчикам в ливреях и девицам в трико. Следом за Марком струился нежный шлейф дорогого парфюма, он волшебным образом перекрывал вечные звериные запахи цирка.