Витязь тем временем утер губы, прихлопнул ладонями по коленям:
– Ну, ладно. Говорим, говорим, да все не по делу, а около. Про детей я так думаю: пусть будет как оно само собой получается. Гуфа сказала, что она в их судьбу не стала вмешиваться, только прочла ее. Еще сказала, что изменить судьбу – дело возможное, однако предугадать, будет ли это изменение к лучшему, даже ей не всякий раз удается. А еще сказала ведунья, что нельзя ничего у Лефа с Лардой менять. И сама, говорит, не стану, и другим никому не дам.
Так что пусть уж свершится то, чему назначено свершиться. Каждый из сущих в Мире по краю беды ходит, так какой прок рубиться с непроглядным туманом? Когда дело повернет к худому, тогда и станем оборонять своих – по-зрячему, зная от чего или от кого. Так?
Хон и Торк закивали: «Так».
Витязь встал, прошелся по хижине, замер у выхода спиною к прочим. Не оборачиваясь, заговорил дальше:
– Еще вот о чем предостеречь вас хотел: берегитесь носящих серое. Они ведь одной неудачной попыткой не наедятся, снова станут пробовать. Колдовство-то их не страшно теперь (при Гуфиных кольцах оно послушникам обернется хуже, чем нам), но человека на Вечную Дорогу спровадить не одним только ведовством можно. По ночам не шастайте понапрасну. В лесу да в скалах с оглядкой ходите – так спокойнее будет. И за детьми следите, слышите? За Лардой особенно, да и за Лефом тоже, хоть Гуфа и твердит, что вреда от послушников ему пока быть не должно. Старуха, конечно, всегда права оказывается, только осторожность – как третья рука за едой: может, и излишество, да жаль, что нету.
Он обернулся наконец к слушающим, глянул поверх голов, сказал неожиданно:
– Дня четыре назад был у меня гонец от Предстоятеля. Передал, что старик зовет к себе, беседовать хочет. Я отказался: летом Витязю надлежит неотлучно быть поблизости от Бездонной. Так этим утром он снова прислал сказать, что через два солнца сам будет в Галечной Долине – праздник какой-то задумал у нас учинить. Непременно хочет он меня повидать, и вас обоих – тоже. Смекаете? Сдается мне, забеспокоился старик, беду близкую почуял. А?
* * *
Солнце умерло, и вместо него на небо вышли звезды. Ларда плотнее придвинулась к Лефу, ссутулилась, кусая губы. Она очень старалась не смотреть вверх, только ничего из этого не получалось – россыпи мерцающих холодных огней и притягивали ее, и пугали. Да, она боялась звездного неба. Это ведь очень страшно – бесконечная глыбь, которая над головой. Очень страшно не понимать, что за сила такая удерживает тебя от падения туда, вверх; страшно не знать, способна ли она иссякнуть, эта непонятная сила. А еще страшнее, что кто-нибудь может догадаться об этих страхах. Не-ет, уж лучше по собственному горлу ножом…