– А почему раньше не сказали?
– Я опасался, что вы начнете скакать туда-сюда и непременно породите какой-нибудь катастрофический сдвиг во времени. Все это очень слабо изучено… Большей частью – теория…
– А сейчас?
– Вас все равно не остановить… Только помните, что все ваши перемещения там будут в пределах одной петли времени. Опасайтесь парадоксов…
«Что еще за парадоксы? – размышлял Арталетов. – Опять ведь из потока формул и математических загогулин ничего не понял… Гиблое дело…»
Во Франции снова царило лето. Да и немудрено: Горенштейн забросил его в прошлый год, всего лишь каким-то месяцем позже сожжения.
Близ постоялого двора папаши Мишлена вновь царило оживление. У коновязи ржал не менее чем десяток лошадей, из дома доносилось нестройное пение и взрывы хохота, а из дверей, видимо, только что вышвырнули горького пропойцу, решившего, что лучшей постели, чем пыль у порога, ему не найти, сколько ни ищи.
«А не зайти ли и мне пропустить стаканчик-другой перед дальней дорогой? – подумал путешественник, переступая через утробно храпящее тело. – Да и обдумать дальнейший план действий нужно…»
Корчма встретила разноголосым шумом, омерзительным запахом подгоревшей пищи и мощным духом спиртного, едва не сшибающими с ног человека непривычного. Но Арталетов-то к этому как раз уже привык.
– Добрый день, папаша Мишлен! – радушно улыбаясь, направился он к стойке. – Как ваше житье-бытье?
– Je ne vous comprends pas, – отчеканил корчмарь, глядя оловянными глазами куда-то выше плеча собеседника. – Voulez parler en français, monsieur[36].
– Почему?..
Не меняя выражения лица, Мишлен едва заметно кивнул на лист желтоватой бумаги, прикрепленный к стене возле стойки, и Жора, спотыкаясь на буквах непривычного начертания, принялся читать.
Очередной королевский ордонанс касался отмены по всей территории королевства иных языков, кроме французского, и подробно останавливался на всякого рода карах за отступление от сего.
«Ну вот! – огорчился Арталетов прочитав. – И здесь переходят на „державну мову“… Что ж это за рок такой! Ну, делать нечего…»
– Si je Peux… commander… la faute?[37] – с запинкой выговорил он.
– Certes! – обрадовался хозяин, незаметно кивая куда-то в глубь помещения, где, окруженный довольно широким пустым пространством, сидел некто малозаметный, облаченный в темное. – Rouge ou blanc?[38]
– Без разницы… – буркнул Жора, выкладывая на стойку пару медяков, и тут же поправился: – Donnez la bouteille rouge[39].
– Merci. – Монетка исчезла, а Мишлен, склонившись вроде бы для того, чтобы протереть прилавок, шепнул: – Есть пиво. Свежее. Будете?