– С какого числа вы были вместе? И по какое число?
– Шестнадцатого июля мы уехали, а двадцать четвертого августа вернулись.
– Конкретно: где вы были?
– Да проще сказать, где не были! Кижи – были, Валаам, Архангельск, потом ряд деревень на Коже, Кожа – это река такая. Далее – по области, по деревням, к югу, к Коноше, к Вологде. Где – на попутке, на лесовозах, где – по узкоколейке. Да и пешком приходилось. Тысячи три верст отмахали.
– И вернулись двадцать четвертого августа? А на каком вы поезде приехали, не помните?
– Помню. На пятьдесят девятом поезде. Шарья – Москва.
– Вы возвращались из Шарьи?
– Нет. Я же сказал вам: возвращались с севера – Коноша, далее – Вологда. Потом на местных, так называемых пригородных поездах, «кукушках». А на шарьинский сели уже в Буе. И доехали на нем до Москвы. Последние четыреста километров без пересадок.
– Во сколько ваш поезд пришел в Москву?
– Пришел без опоздания, помню. Рано утром. В пять с чем-то. В пять тридцать, что ли.
– Так. И потом?
– Да что потом? Простились и расстались. На вокзале. – Белов не удержался и съязвил: – На Ярославском, как вы догадались, вокзале.
– За уточнение спасибо. – Власов сохранял спокойствие. – Так-так. Простите, повторю: вы с ним, с Тренихиным, расстались на Ярославском вокзале в пять тридцать?
– Нет, я думаю – в пять сорок пять, – съехидничал Белов. – В пять тридцать поезд только еще прибыл. Понимаете? Пока мы вышли, пропустили толпу, покурили. Пока прошли вдоль поезда, да от девятого вагона. Воды утекло порядком, я думаю.
– О чем вы говорили при расставании – не вспоминаете?
– Ну господи! Как о чем? Как в анекдоте, знаете: две бабы отсидели десять лет в тюрьме, вдвоем, в камере на двоих. Срок отмотали, выпускают. Вышли они из тюрьмы, встали у проходной: «Ну что – еще минутку позвездим – и по домам?»
Однако следователь даже не улыбнулся.
– Раз не хотите отвечать – тогда тем более.
– А что – «тем более»? – заинтересовался Белов. – Я что-то вас не понял.
– Тем более, выходит, что вы – последний, кто видел вашего приятеля живым.
Логика эта показалась Белову абсурдной, дальше ехать некуда: «Не помнишь разговор, так, значит, ты последний, кто его видел». Просто замечательно! До этого и Шерлок Холмс бы не додумался!
– Вы, Сергей Николаевич, последний, кто видел Тренихина, – повторил Власов уже отчетливо с прокурорской интонацией: – Кто видел живым! Вы!
– А что же – кто-то позже видел его уже мертвым? – заметил не без иронии Белов.
– Нет. Его вообще потом никто не видел, я уже сказал. Ни мертвым, ни живым. Он бесследно исчез.