«В крупную гальку трудно впиться пальцами, – подумал Бьярни. – Галька – это тебе не песок».
Придя, видно, к такому же выводу, старик оставил попытки и, распрямив пальцы, замер. Между белоснежными густыми усами его и бородой запузырилась какая-то розово-алая рванина вперемешку с оранжево-красной кровяной пеной.
«Никогда такого не видел, – подумал Бьярни. – Легкие изо рта полезли. Вот это да! Ну и…»
Его размышления вдруг прервал короткий тяжелый звон в ушах, от которого тьма мгновенно закрыла ему глаза. Звон был такой сокрушительной силы, что Бьярни сразу почувствовал, что от него, от звона, раскалывается голова, его рвет, он не может удержаться от мочеиспускания с одновременным бурным справлением большой нужды.
Из Бьярни брызнуло все, что только могло брызнуть.
Бьярни даже не смог устоять на ногах – в глазах беспросветный мрак, резко тянет назад… нет, вбок… вперед… повело, не сохранить равновесия – ведь ничего не видно, ничего, ничего!
Не видно совсем, ничего!
Конечно, ведь кровь из его расколотой напополам головы уже залила все лицо, а правый глаз, лопнув, вытек наполовину и перемешался своим студенистым прозрачным телом с серовато-белесой, выдавленной ударом правой частью мозга.
Сверху, со скал, летели огромные камни.
С моря, от многих десятков пирог – легких, каркасных, обтянутых шкурами тюленей лодок, – несся поток стрел с каменными наконечниками…
Минут через десять все было кончено.
Несколько сотен аборигенов, спустившиеся со скал и высадившиеся в бухточку с пирог, собирали добычу, заодно приканчивая раненых.
Больше всего их интересовало оружие: они еще не знали металла и не умели качественно обрабатывать дерево. Даже такая ерунда, как буковая рукоять меча с вживленной в нее серебряной проволокой – для красоты и лучшего сцепления с рукой, – приводила их в неописуемый восторг.
Увлеченные сбором добычи, они слишком поздно заметили, что прилив приподнял недостаточно далеко вытащенные на берег ладьи…
Хватившись, аборигены успели поймать и вернуть к берегу только два корабля непрошеных гостей.
Среднюю ладью, старую и немного кривую, вернуть не удалось. Самые сильные охотники на четырех пирогах догнали ее в море и даже поднялись на борт, но справиться с гигантским парусом, который они увидели впервые в жизни, не смогли.
Мертвый седовласый старец с широко открытыми голубыми глазами – один из незваных гостей, сидевший на палубе-днище, спиной к сараю, рядом с колодой, – помочь им ничем не мог.
– Счастливый, – сказал обнаруживший его охотник Козодой, накрыв старику голову шкурой, как того требует обычай. – Сам умер. Прожил жизнь до конца!