Всеобщее воодушевление не коснулось лишь клановой шаманки. Апаш угрюмо ковыляла по становищу из конца в конец, потрясая внушительной связкой амулетов. Страшных пророчеств от старухи не слышали, но весь ее вид говорил сам за себя – ничего хорошего в ближайшее время лучше не ждать.
Однако уставшие от непогоды и постоянной тревоги люди предпочитали не замечать скорбного вида Апаш-амай.
Ближе к вечеру в юрте шаманки нарисовалась Фашана с лихорадочно-блестящими глазами. Мне показалось, что за время отсутствия она еще больше вытянулась и похудела. Помогая старухе со сборами, мы уже распихали по тюкам утварь, которая точно не понадобится во время кочевки, и наслаждались законным отдыхом, лениво отгоняя обнаглевших мух.
– Возрадовалось Великое Небо! – затянула с порога уже надоевшую от бессчетного повторения песню девочка.
– Точно, с утра вовсю веселится, – поддакнула с улицы Кирина.
Сидевшая на топчане у входа в юрту подруга присматривала, чтобы наш ужин не сбежал из казана на костре, а заодно любовалась на солнышко, готовое вот-вот скрыться за горизонтом.
– Как бы к ночи подшучивать еще не стало, – само собой, не отстала я от Кирины.
Неранки с улицы видно не было, поэтому полный укоризны взгляд Эоны достался мне одной.
– Фаша, не обращай внимания на этих… этих… – Девушка беспомощно махнула, не в силах подобрать нам с неранкой подходящее определение. – У людей горе, а им все шуточки да зубоскальство. Ты как, сильно испугалась?
– Еще чего, – скривилась дочь вождя и протянула Эоне пахнущий свежей выпечкой узел. – Бабушка, вот, лепешек напекла, отнести просила.
Фашана осталась на ужин. Она была на удивление тиха и молчалива. Даже вызвалась помочь с мытьем посуды: в другое время проще и быстрее было помыть самим, чем сподвигнуть на это дело Фашу. После, не дожидаясь возвращения Апаш, девочка убежала обратно, в отцовскую юрту.
Разбираться в странностях поведения ученицы клановой шаманки не было никакого желания, да и возможности – сегодняшний сон оккупировал мысли и наводил в моей голове свои порядки, наблюдательности и вдумчивости не способствующие…
Живот скрутило жестокой судорогой, и я проснулась. Левое плечо пылало сухим жаром, а по лбу градом катился пот. Непроглядная темень тоже не содействовала успокоению нервов. На этот случай у меня был другой способ – правой рукой я нашарила неподалеку от своей лежанки ножны с Неотразимой. Однако тревога не отпускала.
Судорога прокатилась мукой по телу во второй раз, тьма вдруг стала багровой и пульсирующей. В себя я пришла уже на улице: босая, в одной сорочке, стискивающая в руках ножны с мечом и глупо озирающаяся. Вокруг тишь да благодать. Кабы еще не припекающий во всю мощь браслет…