Проводив гостей, она спросила Довнара:
— О чем вы там говорили?
— Где?
— На кухне.
— Да так. О разном.
— Лучше сознайся сразу, что речь шла обо мне, и, конечно, я не заслужила от вас ни единого доброго слова…
Возник очередной скандал. Случилось невероятное, но точно подсказанное из глубин женского сердца: Ольга Палем настаивала, чтобы Довнар оставил дружбу с Милицером. Получалось какое-то несуразное положение: Милицер советовал Довнару избавиться от нее, а она требовала от него изгнания Милицера.
— Это очень пакостный человек, — доказывала она.
— Чем ты это докажешь?
— Он смотрит на меня так, словно я перед ним голая. И не спорь! Это вы глупцы, а мы, женщины, умеем читать во взорах мужчин даже то, в чем они никогда не сознаются.
— Что же ты прочла в глазах Стася?
— Не знаю — что. Но мне страшно.
— За кого? За себя?
— Не за себя, а за тебя, дурака…
Я давно уже склонен думать, что Ольга Палем была намного умнее Александра Довнара.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
«Вива» был ею пристроен в подготовительный пансионат г-на Ивановского, обещавшего втемяшить в него то, чего не могла вдолбить гимназия. Ольга хлопотала по дому, подруг у нее не было, а на одиночество она никогда не жаловалась.
Сейчас ее угнетало другое. Ее любимейший изверг, общаясь с Милицером, обрел в своем характере, и до этого далеком от золотого, то, что раньше в нем не замечалось. Теперь, набравшись «мудрости» у того же Милицера, он начал выставлять наружу цинизм — грубый и беспардонный. На смену интимной деликатности пришло откровенное хамство, и Довнар, хватая в пястку самые интимные части ее тела, говорил самоупоенно:
— Во! На моих-то харчах какой здоровый бабец отрастила.
— Сашка, имей совесть, — отбрыкивалась она.
Теперь бороться с Довнаром становилось труднее.
Если раньше он во всем подчинялся мамочке, то отныне целиком подпал под влияние Милицера, более опасного и хитрого.
Желая исправить «семейное» положение, Ольга Палем поступила чисто по-женски, она решила перетянуть Милицера на свою сторону, дабы сделать из него союзника — в борьбе за Довнара (и против того же Милицера). Ради этого она решилась даже на то, чтобы пококетничать перед врагом, делая вид, что он ей безумно нравится, и однажды с гитарой в руке она исполнила персонально для него, как бы намекая:
Мне не нужен старый муж,
Утоплю в одной из луж.
Обобью я гроб батистом,
А сама сбегу с артистом…
С риском для себя она давала повод для ревности Довнара, но тот лишь зловеще усмехался, наблюдая за ее ухищрениями, а Милицер остался равнодушен к таким женским фокусам.