– Не мельтеши, – осадил Рыбак. – Умей выждать и действуй наверняка. Только так, парень. Иначе так никогда и не узнаешь, что значит быть богатым. Просто не доживешь.
Талли только хмыкнул. Бросать начатое дело не хотел никто. Даже Смед, до сих пор ощущавший жаркое дыхание бестии на своем лице.
– Жабодав, – вдруг сказал Тимми Локан.
– Что ты сказал? Повтори! – вскинулся Талли.
– Пес Жабодав. В той заварухе одно чудовище загрызло кучу народа. Его называли пес Жабодав.
– Какого хрена его так прозвали?
– А мне почем знать? Вот если б он был моим щенком… Но тогда я был бы сукой.
Тупая шутка. Но все так и покатились со смеху. Надо же было хоть как-то душу отвести.
Ворон не просыхал три недели.
Как-то ночью я едва доплелся до дома после работы. Я был сыт по горло. Хватит. В тот день пришлось изувечить одного мерзавца. Этот псих напросился сам, пытался ограбить детей моего босса. Но на душе было гадко. Все же человек. И почему-то мне втемяшилось в башку, что во всем виноват Ворон.
А тот опять валялся в стельку пьяный.
– Слушай, ты! Посмотри на себя! – не выдержал я. – Присосался к бурдюку с вином, как к материнской титьке. Великий и могучий, знаменитый Ворон. Крутой парень. Такой крутой, что не побоялся зарезать свою бабу прямо посреди городского парка в Опале. Такой отчаянный, что решился повздорить даже с Хромым. Пролеживает здесь бока и скулит от жалости к самому себе, как трехлетнее дитя, у которого крутит животик. Встряхнись и приведи себя в порядок! Мужчина! От одного взгляда на тебя тошнит!
Невнятным и спотыкающимся голосом он посоветовал мне попридержать язык и не лезть не в свои дела.
– Не в свои? Черта лысого! Кто платит за жилье, тупица? Кто, придя домой, каждый день нюхает эту вонищу? Рвота, пролитое вино, дерьмо. Собственный горшок не нашел времени вытряхнуть, скотина! Когда ты последний раз мылся? Когда ты последний раз надевал чистое?
В ответ он заорал, хрипло и пронзительно. Обложил меня как мог.
– Другого такого ублюдка поискать надо! – наседал я. – Даже собственный бардак прибрать за собой не можешь!
Я дико обозлился и продолжал орать на него. Он почти не отбрехивался. Может, сам себе был противен не меньше, чем мне. Но кто же станет спокойно смотреть, как ближний безнадежно спивается, превращаясь в бессмысленный кусок дерьма!
Наконец Ворон не выдержал, кое-как поднялся и поплелся к выходу. Но дверью на прощание не шарахнул. Он никогда не сжигал за собой мосты.
Со мной работал один, так его отец раньше пил по-черному. Он мне дал пару советов, как поступать с пропойцами.